Несмотря на то, что несчастный
расстался в поединке сразу с четырьмя зубами, нашли вскоре только
два, и теперь они ходили по рукам под восхищенные вздохи, как
бриллианты необыкновенной чистоты. Китыч хвастался, что отныне
станет коллекционировать свои боевые трофеи, а когда их наберется
достаточно, просверлит дырочки и будет носить на шее, как индеец.
Что касается этих двух, то в одном я обнаружил уже готовую дырку,
заботливо просверленную в недавнем времени бор-машинкой.
Пашка, тоже боец не из последних,
изнывал от зависти, но слушал. Несколько раз он порывался встрять
со своей собственной героической историей, но с нее за сроком
давности уже слетела позолота популярности, и ему оставалось только
сжимать и разжимать кулаки.
Все были возбуждены и орали разом,
как ненормальные. Вскоре я и сам орал и хватал кого-то за грудки и
обнимал в десятый раз Китыча, который был в эти минуты
неотразим.
Юрка — флегматичный белобрысый парень
— вспомнил очень кстати, что знает клиента, у которого пасть даже
сквозь бороду отсвечивает золотом 583-й пробы, и что Китыч, при
своих способностях, может заработать в один удар рублей триста.
Пашка тут же подсчитал, сколько бутылок «Агдама» можно купить на
эти деньги — вышло 150 бутылок — и сколько времени понадобится,
чтобы выпить все это на троих — оказалось, можно пить, не просыхая,
десять дней. По поводу десяти дней разгорелся жаркий спор, кто-то
говорил о семи днях, кто-то о пятнадцати, а Китыч брякнул, что один
выпьет все это за пять дней, если на закуску ему выделят бочку
соленых огурцов. Спор прекратился с появлением участкового
Балгазина.
Участкового нашего надо видеть. Он
был высок и худ. Когда он появлялся на улице, даже бродячие собаки
испуганно прижимались к заборам. Ходил он как-то странно: со
стороны казалось, что его кто-то подталкивает все время настойчиво
в зад, а сам он при этом, сопротивляясь, откидывался немножко
назад, и хмурое смуглое лицо его всегда выражало брезгливое
удивление, словно он спрашивал каждого встречного: как, разве вас
еще не посадили? Интересно, что это выражение не сходило с его лица
даже в отношениях с коллегами. Может быть, поэтому он, несмотря на
преклонные годы, так и оставался лейтенантом.
Вот и сейчас, вынырнув черт знает
откуда, он обвел нашу притихшую компанию страдающим от брезгливости
взглядом и, наконец, вяло молвил: