— Кто такой?
— А Бог его знает. Ты кто? Имя-то
свое хоть помнишь?
— Артур, — выдавил я и машинально
отвел мешающий мне фонарик.
— Ну, ну, прыткий какой, — недовольно
сказал усатый и встряхнул меня за плечо:
— Где живешь?
— В Советском Союзе.
— Понятно. Пошли.
— Куда?
— В Америку.
Возле желтой машины я вырвался и
побежал как кенгуру — длинными пьяными скачками. Усатый сержант без
труда, чертыхаясь, догнал меня и повалил на землю:
— Ах ты, сопляк.
Меня поволокли обратно:
— Лезь!
Я с трудом залез в фургончик и
плюхнулся на скамейку. Напротив сел усатый, потеснив мужика с
разбитым в кровь лицом. Козелок взревел, и мы покатили по ухабам,
то и дело слетая с деревянных скамеек и упираясь друг в друга
руками. Побитый мужик матюгался, и усатый сержант тоже. Потом
машина заурчала облегченно по ровной дороге, и сержант закурил.
Мужичок тоже. Я порылся в карманах, но ничего не нашел. Звенело в
ушах, к горлу то и дело подкатывался ком, который трудно было
проглотить. В груди точно раскачивалось что-то, кидая меня то
вправо, то влево, то вперед. Внезапно, сквозь звон, я услышал
чьи-то резкие голоса. Дверцы распахнулись, и я увидел крыльцо,
освещенные зарешеченные окна, желтый фургон, вокруг которого
толпились милиционеры.
— Вылезай!
Я спрыгнул, и маятник вновь повалил
меня на асфальт, но я поднялся сам, вытирая ободранные ладони о
брюки. Сержант, подталкивая меня в спину, помог забраться на
ступени. В ярко освещенной квадратной комнате я увидел несколько
мужчин в милицейской форме. Мне показалось, что мой приход должен
страшно заинтересовать их, и я остановился, широко ухмыляясь, но
сержант мягко подтолкнул в плечо:
— Сюда.
Открылась обитая железом дверь, и я
увидел комнатку поменьше и потемнее, без окон. Вдоль стен, на
лавках, сидели люди. Дверь захлопнулась, и я остался стоять посреди
комнаты, покачиваясь в такт маятнику и все еще глупо ухмыляясь.
— Садись сюда, сынок, — предложил
какой-то старикан, подвигаясь.
— За что тебя?
— За убийство.
Я плюхнулся чуть ли ему не на колени
и глубоко набрал воздух, усмиряя подкатывающий к горлу ком.
— Кого убил-то?
— Тещу.
Старикан захихикал. Какой-то паренек
одних со мною лет тихонько плакал в углу — на него никто не обращал
внимания. Всего в камере было человек десять, из них одна грязная
сизая баба в черном грязном пальто и резиновых сапогах.