Я взял ее прямо в парадной. Властно,
страстно, упоительно! О, это было что-то!
Внезапно я вспомнил, как рассказывал
про свои потрясающие похождения пацанам в детском саду, и мне стало
так тошно, стыдно, гадко, что я замычал и стал бить кулаком по
столу как ненормальный. О, мой Бог! Ну есть ли на свете козел более
гнусный, чем я? Сколько раз я давал себе клятву не врать без
крайней нужды, и опять влез в говно по самые уши. Только глаза
торчат, выпученные, глупые глаза... А священник... Блин, а
церковь?! Память, прорвавшись, высыпала все разом, весь день как на
ладони. Блин-компот, ну учудил! Хорошо еще, отпустили восвояси из
ментовки!
На подоконник вскочил воробей и
чиликнув от холерического возбуждения, клюнул засохшее белое
пятнышко — скорее всего это был голубиный помет. Воробей почему-то
сфокусировал все мое внимание. Он скакал по подоконнику как ни в
чем не бывало, как все воробьи, дерзко, сбоку на меня поглядывая,
как бы проверяя, надолго ли хватит моего терпения смотреть на его
нахальные ужимки. Я сказал скорее по привычке: «Кыш», — но он не
расслышал сквозь стекло или сделал вид, что не расслышал, и вдруг
накакал на подоконник. Прилетел еще один, и тоже поклевал белое
пятнышко, и тоже посмотрел на меня дерзко и вместе они подняли
ужасный гвалт. Я попытался понять, о чем они могли говорить друг
другу, и вдруг меня поразила простая, в общем-то, мысль: а ведь им
совершенно наплевать, что у меня в душе бушует адский пламень;
более того, им наплевать на школу, на Китыча, на Брежнева и на весь
наш гребаный мир со всеми его прибамбасами: у них есть гнездо
где-то под крышей и вот этот двор, подоконник и — все, а я для них,
такой больной, огромный и ужасный, просто большая хреновина,
которая не умеет летать.
И подумав таким образом, я сразу
вспомнил об Андре. И понял, что нужно позвонить Андре. Только Андре
мог мне помочь. Больше никто.
Андре был дома. Я робко спросил,
пойдет ли он в школу. Андрей спросил: зачем? Как всегда, я не
нашелся, что ему ответить. У него все вопросы такие: на первый
взгляд ничего особенного, а призадумаешься — и поймешь: ответить-то
нечего! Ну, правда, зачем идти в школу? Я промямлил что-то вроде,
что я не выспался и поэтому еще плохо соображаю. Андре сказал: «В
сущности!» — и мы оставили эту тему. Тогда я напрямик заявил, что
хочу прийти к нему в гости. Андре зевнул и переспросил: уверен ли
я, что в этом есть необходимость, или я нахожусь в плену иллюзорных
представлений о реальности? Я сказал, что уверен и что расскажу ему
при встрече охренительные вещи, в том числе и про свой
необыкновенный сон. Сны Андре любил гораздо больше, чем реальность,
и поэтому сказал: иди. Это была обнадеживающая удача.