Грузный прохладный апрельский ветер
толкался в узких двориках как попало, то пихая нас в спину, то
упираясь в грудь, то убегая вперед вместе с песком и мусором, и
недовольно бурчал в вышине. Время от времени где-то бабахала с
тревожным звоном распахнутая дверь, кряхтели старые стволы тополей,
что-то скрежетало и царапало на крышах. Эти звуки завораживали
меня: казалось, мы с Андре, заглянув из любопытства куда не
следовало, разбудили стихии. Мы увлеклись и неожиданно и случайно
выскочили слишком далеко за круг. Это было опасно, следовало
остановиться или вернуться туда, где была школа, уроки, вермут,
родители и телевизор. Не знаю, что чувствовал Андре: он привычно
горбился, засунув руки в карманы куртки и, разумеется, думал. А мне
было жутковато.
Шли мы куда глаза глядят. Во дворах
было мокро и грязно. То и дело приходилось прыгать через коричневые
лужи или обходить их по обледенелым сугробам. Иногда мимо нас,
разбрызгивая жидкую грязь, проезжал самосвал или легковушка и мы
опять прыгали на скользкие сугробы или прямо в грязь. Потом, уже
изрядно запыхавшись, мы вышли на Октябрьскую набережную и
остановились на перекур, прислонившись к чугунной ограде.
Нева была огромна и, как всегда,
завораживала. Мимо проплывали мелкие прозрачные льдинки, но иногда,
случалось, появлялся большущий зеленовато-голубой осколок, на
котором дремала нахохлившаяся чайка, а то и две. Несколько раз я
попытался до них доплюнуть, но это было нереально. Потом появилась
настоящая громадина величиной с вертолетную площадку. Вся покрытая
белым подмокшим порошком и сверкающими осколками, древесной трухой
и оранжевым песком, она с тупым, равнодушным упорством сокрушала
все на своем пути и, казалось, готова была плыть до самого
Атлантического океана. Невольно мы с Андре переглянулись и
выпрямились.
— Странно все-таки, — сказал
Андре.
Я подождал немного и спросил:
— Что странно?
— Смерть. Почему о ней никто не
думает? Почему вот я сейчас не думаю о ней?
— Ты же думаешь.
— Нет! Не думаю. И ты не думаешь. Вот
представь сам, если бы ты думал о ней всерьез, если бы знал точно,
что умрешь...
— Ну?
— Ну! Ну, наверное, ты просто бросил
бы портфель. В Неву. Или сел бы на асфальт. Или стал бы прыгать
козлом. Или снял бы штаны и закукарекал на всю улицу.
— Почему?
— Ну ты представь: Смерть! Ну вот
представь себе: выдумали, скажем, ЭВМ. И эта машина определяет с
абсолютной точностью дату смерти каждого человека. Вот, например,
ты умрешь 5 мая 2001 года.