Жизнь-подделка, мираж...
Мать возилась на кухне с тарелками; я
услышал, как пришел отец, как они о чем-то заговорили,
засмеялись... Прижавшись лбом к холодному стеклу, я смотрел и
смотрел в грязно-бурые газоны, окаймленные еще кое-где по краям
льдистым почерневшим снегом, и не мог верить в то, что вот это и
есть моя жизнь, что другой не будет... это было просто
невероятно!
Не-ве-ро-ят-но!!!
Маман громко возвестила из кухни, что
готов ужин. Очень не хотелось идти, но я знал, что начнутся
расспросы, и поплелся.
Папан уже сидел за столом перед
тарелкой дымящейся картошки, политой подсолнечным маслом. Маман с
первого взгляда определила, что у меня плохое настроение, и,
конечно же, сделала вид, что ничего не заметила. Я уже просто
балдею от этой ее идиотской манеры, в которой явно видна подсказка
главного педагога и сексолога Вселенной — небезызвестной Штыпель.
Суть этой манеры проста: когда мне плохо, тоскливо, маман не только
делает вид, что не замечает, но и становится преувеличенно бодрой и
веселой, как будто от этого мне непременно должно было стать так же
легко и весело. Сто триллиардов раз я убеждал ее в обратном и сто
триллиардов раз она с чисто женским упрямством ничего не хотела
понять.
Вот и сейчас — улыбается. Оба
улыбаются: папан уже подстроился. Я, кстати, уже давно заметил, что
мое появление настраивает предков на особый лад. Они словно
вспоминают, что являются не только супругами, но и родителями, долг
которых всегда и несмотря ни на что быть заодно против моей
злополучной особы. Ведь у меня заканчивался переходный возраст —
мать часто напоминала мне про это ужасное обстоятельство.
Ну чего, спрашивается, улыбаться-то?
Кухонька два на два, а они довольны. Мать еще не садилась. Она
держала свою тарелку на весу. Маленькая, худая, в старом лиловом
халате, который уже пропитался всеми запахами кухни, с бигуди на
коротких волосах и лоснящимся от крема лицом... Этот халат, сшитый
в Финляндии и составлявший некогда ее наивную безмерную гордость,
раздражал меня больше всего.
Вот сейчас она наложит мне в тарелку
вареную картошку, и мы дружно зачавкаем, чтобы завтра начать все
сначала. Типичная советская семейка: пожрем и — спать. Утром опять
пожрем и разбежимся кто куда: папан в свою контору, мать в магазин,
я в школу. Провозимся, как проклятые полдня, израсходуем калории и
опять сбежимся на кухню, чтобы нажраться картошки до отвала... Вот
это жизнь!