Я оттолкнул тарелку.
— Что, что? — всполошилась мать.
— Ничего.
— Ешь.
— Зачем?
Тут и папан уставился на меня. Ах ты,
Господи, бунт! Как же, человек отказался от пайки, слыханное ли
дело в нашем концлагере?
— Ты чего? — спросил папан.
— Так.
Папан посмотрел в тарелку, словно
желая убедиться, что там то же самое, что и у меня, потом на меня и
тоже убедился, что это я, Артур Болен, его сын:
— Ешь.
— Не хочу.
— Не вкусно?
— Не хочу.
— А что ты хочешь?
— Плодов маниока.
— Ага, — сказал папан и покачал
головой, — заелся ты, братец.
— Ну да, конечно, заелся...
Картошкой.
— А тебе шоколаду надо?
— При чем тут шоколад?
— Ну не знаю... или трюфелей.
— А ты хоть знаешь, что такое
трюфели?
— Не знаю и знать не хочу. А вот
картошечка — милое дело.
И он действительно облизал ложку,
рыгнул и довольно посмотрел на мать. Чтобы не выдать гримасы, я
отвернулся.
— Артур, — спросила мать, — может
быть, все-таки поешь немного?
— Нет.
— Ему трюфелей подавай, — усмехнулся
отец, — или этих, как там, устриц, что ли?
— А почему бы и нет? — вызывающе
спросил я.
— А что я — против? Иди и
покупай.
— У нас купишь, как же.
— А где купишь, у них, что ли?
— Да, хотя бы у них.
— А ты что же, к ним собрался?
— А почему бы и нет?
— Ну так поезжай!
— И поеду.
— Артур, — взмолилась мать. Папан
сердито поднял ложку:
— Пусть едет. Ведь он у нас взрослый,
умный, отличник.
— Вот именно. Надо будет — поеду.
— Давай, давай, — цепляясь из
последних сил за спасительную иронию, но уже повышая голос, сказал
отец. — Там тебя давно ждут. Будешь их нужники чистить.
— Угу, и получать за это буду в два
раза больше, чем ты.
— Да откуда ты знаешь?! — не
выдержав, крикнул отец.
— Знаю.
— Господи, — опять вмешалась мать. —
Да он же каждый вечер крутит этот свой приемник. И зачем только его
покупали.
— Ах, вот оно что. Своего ума мало,
так решил достать чужого? Голоса из-за океана, так что ли?
— Ну и что?
— А то, что они таким вот молодым
дуракам мозги набекрень сворачивают, вот что! А вы слушаете.
— Имеющий уши да услышит.
— Услышит, как же. А где ваши уши,
когда вас здесь учат уму-разуму?
— Кто учит-то?! Этот старый
маразматик, отупевший от блеска своих медалей? Его самого надо
учить и учить. Хотя, я думаю, это все равно бесполезно.
— Вот, вот, — отец уже забыл про
картошку и держал ложку как флаг, — вам бы только учить. Всех! Все
глупее вас, только вы умные. Еще десятый не закончат, а уже ученые:
слушай их. Все они знают, все умеют. А сами розетку починить не
могут. Шалопаи.