Если оставались деньги и день был
пасмурный — мы шли в кино, если нет — я поворачивал к дому. Каждое
воскресенье я старался уложиться в три-четыре часа. Когда мне
удавалось обстряпать все за два часа, я считал, что мне повезло, и
летел домой вприпрыжку, сияя от радостного возбуждения.
Между тем роман наш развивался по
всем классическим канонам. После того как я истратил на наши
совместные развлечения рублей двадцать-двадцать пять, пришла пора
первого поцелуя. Это было событие, и о нем следует рассказать
несколько подробнее.
Первый поцелуй был назначен мной на
воскресное утро первой недели апреля. Почему именно в этот день, не
берусь объяснить. Первый поцелуй, как я понимал, должен был
родиться от избытка платонических чувств — это был хрустальный
мостик, соединяющий дух и плоть влюбленных, и затягивать со
строительством этогомоста не следовало, ибо чувства, которые я с
таким трудом и упорством раздувал почти месяц, могли потухнуть при
первом же суровом порыве ветра. К тому же я вложил в Милу слишком
много денег, чтобы довольствоваться малым.
Во всех книгах, которые я успел
прочитать, первый поцелуй производит на героев грандиозное
действие. Это меня и волновало, и смущало одновременно: я боялся,
что, переступив за роковую черту, возьму на себя ответственность за
все последующие поступки, о которых я не мог думать без ужаса.
Некоторые мои знакомые, правда, утверждали, что поцелуй, пусть даже
первый, — это такой пустяк, которому в любовной науке отведена лишь
четверть главы, да и то мелким шрифтом. Только вот знакомые были
ненадежны — подозреваю, что некоторые из них сами в последний раз
целовали свою бабушку, провожая ее в деревню.
Вообще-то я уже не вполне
девственник. Первый раз в жизни я целовался в третьем классе, но об
этом знают только я, Она и Всевышний, и он может подтвердить, что я
не виноват. Просто у нас в классе тогда все ребята свихнулись и
стали заводить романы. То ли год был активного солнца, то ли
возраст чем-то соответствовал... не знаю. Во всяком случае мне все
это жутко не нравилось, я долго терпел, но все-таки сдался потом,
чтоб не остаться белой вороной. Если уж Китыч — ближайший мой
друган — начал подхихикивать и подхрюкивать возле чернявой
Гогиашвилли да тыкать ее пальцем в грудь... Китыч! Но о нем
после.