Царевич обнаружил, что способен уже иронизировать над своим
гнетущим прошлым. Он впустил Себастьяна в кабинет с рядами книг и
высокими окнами. Бесшабашное солнце слепило глаза, и Флавий вскинул
руку, потоком задвигая легкую зеленую портьеру. Прозрачный сумрак
шел кабинету больше — позволил рассмотреть и паркет из темных и
светлых квадратов, и шедевр какого-то мариниста на левой стене.
Несмотря на декор и обширную библиотеку, помещению как будто не
хватало отпечатка хозяйских привычек. Кабинет, как и всю пустынную
усадьбу, его высочество не слишком жаловал, охотнее выбираясь
работать до ночи в Приказ.
Лишь теперь его жилище обретало краски дома.
— Нам здесь не помешают, — продолжал царевич, — однако, должен
вас предупредить — на стеллажах есть артефакты, сотворяющие слепки
разговора. Диего, — обратился он к одной из книг, — будешь
прослушивать запись — заходи уже и сам.
— Я не имею сказать ничего секретного, — заверил юноша.
— Прекрасно, ибо я могу лишь надеяться, что это скоро уберут.
Кажется, у меня здесь еще нет второго стула, — подметил царевич,
подходя к столу. — Вас вполне держат ваши молодые ноги?
Сам он тоже не сел, до сих пор вдохновенно кипучий.
— Ваше высочество, — напряженно сказал за спиной Себастьян. — Я
искал сегодня встречи с вами, ибо остро нуждаюсь в совете.
Флавий обернулся с живым любопытством. Гость уже не улыбался:
выжидающе собранный, он протягивал неведомый конверт.
Царевич взял письмо, бросил взгляд на строки — и утреннее
благодушие слетело с него пересохшей листвой. Кажется, он даже
выругался по-тассирски.
Селима все-таки необходимо было сжечь.
— Его вручили прошлой ночью, — пояснил Себастьян. — Я не знаю ни
причин сего внимания, ни верного ответа на такую честь.
Он умолк, передавая слово мудрому. Его высочество сжал бумагу в
пальцах, потом брезгливо бросил ее на пол, не желая даже пачкать
этим сочинением свой стол.
— Хотел бы я точно знать, — задумался он мрачно и неспешно, — с
кем он желает встречи: с вами или с моей дочерью?
Себастьян и сам тревожился об этом половину прошлой ночи, не
разделив своих терзаний ни с кем из домашних.
— Господин посол мог уже ведать про леди Арис, когда отсылал
приглашение?
— Вполне, — подтвердил царевич. — Прошлым утром я говорил о жене
в его присутствии. Однако, в тот же час он обрел столько трудностей
международного характера, что интерес к моей персоне я положил
утерянным.