За полвека традиция окрепла, каждый уважающий себя маг,
поднаторев, оставлял под мостом свою отметку. Предпочитали золотое
кольцо с различимым гербом, но годилась любая ценность — важно лишь
встроить код, прямо указующий владельца.
Алессан поднял голову. Галерею тщеславия можно было различить в
деталях — невообразимо пестрая, она лишь кое-где она зияла дырами
от вынутых колец.
— Мое левее, — улыбнулся он.
"И жемчужная заколка Леи, — различил он магию знакомого
автографа. — Когда успела?"
Детьми они хотели отмечаться вместе, Лис даже помогал магичке
освоить защиту. В отрочестве, кажется, об этом позабыл.
— Я оставлял фибулу, — кивнул Флавий на другую сторону. —
Держится еще. А там — кольцо батюшки твоего. Диего все просчитывал,
готов ли, а я страшно хотел его опередить и рискнул означиться на
целый месяц раньше. Кажется, мы оба справились.
Флавий замолк на мгновение, чтобы вдруг огорошить:
— Он прислал тебя за мной смотреть?
Алессан запнулся. Лгать не имело смысла — иного повода прибыть
сюда ему не выдали, но истина рождала неприятную преграду. Флавий и
сам пожалел о вопросе — и надо ль было рвать хотя бы видимость
непринужденной встречи? Испортил сам себе остаток дня.
— Только чтобы подготовить адвоката вашему высочеству, — юноша
досадливо отвел глаза на отражение под бортом.
Маг-навигатор вращал водяные колеса с дивной синхронностью.
"Фортуна" шла прямо, как на параде, и в повисшей неловкости
приближалась к Виноградному мосту — самому широкому и романтичному
в Итирсисе. Кованые лозы овили его перила, позолоченные гроздья
кое-где изящно свесились к реке.
Музыканты подгадали этот миг, чтобы сменить полет вальса на
протяжную печаль старинной песни.
Юный Лис не знал романса, но Флавий так и застыл. Прощание магов
морского корпуса с городом вдруг отдалось чем-то больным и близким.
Так пели, когда без надежды на встречу хотели сказать "я тебя
никогда не забуду".
Шрам дождя на чугунной ограде
И моста виноградные кисти
Мы оставим для тех, кто на суше —
Сильным не подобает корысти!
Мелодия стелилась над рекой без слов, но Флавию достаточно было
и собственной памяти.
"Вот кто понял бы, — подумал он о без числа ушедших морских
гвардейцах. — но им хватало воли заранее смириться с тем, что
ничему не быть как прежде. За что я цепляюсь?.. Еще эта скрипка
душу рвет!"