Я была всего лишь ребенком. Мне
хотелось чувствовать любовь и заботу, как всем нормальным детям, но
этого у меня больше не было. Не удивительно, что однажды я сделала
очередную глупость, которая навсегда положила конец тёплым
отношениям в моей семье.
Дело было на исходе весны. Подходил к
концу первый год моего метаморфизма. Я в очередной раз сделала
попытку провести свободное время в компании деревенских, но там
меня окончательно перестали принимать, потому я вернулась домой с
разбитым носом, порванными на коленках штанами, обиженная и злая на
весь мир. Я шла к дому и думала о том, как хорошо было бы, если б
мама сейчас обняла меня и утешила. Поругала бы немного за порванные
штаны, но по-доброму, как раньше. Мы сидели бы с ней рядом,
близко-близко, и она шептала бы мне всякие смешные и нежные слова,
заплетая растрёпанную в драке косу заново, и напевала бы. Но так
она поступает теперь только с сестрёнкой, не со мной.
Не знаю чем я думала. Глупая, глупая
Шелль! Я просто хотела, чтобы меня обняли и пожалели, потому я
вошла в дом уже в облике младшей сестры и стала взахлеб
рассказывать маме, как меня ни за что обидели деревенские. И мама
обняла, и утешила. Всё было точно как в моих мечтах: мы сидели
вдвоем, я тихо радовалась, что у меня снова есть мама. А потом со
смехом в горницу с улицы забежала сестра.
Мама нет, теперь уже раз и навсегда:
мачеха в ужасе уставилась на меня, не сразу сообразив, в чём дело,
а осознав произошедшее, оттолкнула меня и закричала:
- Мерзкая ж ты тварь! Что ты творишь
в моём доме-то?!
Я была маленькой девочкой, которой
едва исполнилось восемь лет. Я всего лишь хотела тепла и любви.
Может просто искала их не там, где надо? А может, на мою долю ни
тепла, ни любви в этом мире не было припасено...
Я тогда ушла из дома в лес и бродила
там целых три дня. Странным образом не сгинула. Отец нашёл меня в
итоге спящую под кустом, свернувшуюся клубком, грязную и голодную.
Принёс домой. И всё вроде пошло по-старому, но всё равно не так,
как раньше. Я теперь точно знала, что я чужая, нет и не будет мне
места в этом доме. Мачеха в моём присутствии вела себя ровно и
вежливо, просто я видела, как она старается скрывать тот факт, что
я ей глубоко противна. Я слышала их споры с отцом по ночам, шёпот
мачехи: «Не хочу с ней рядом жить, она монстр!» и твёрдые ответы
отца: «Она моя дочь! Здесь её дом. И точка». С годами споры не
прекращались, а твёрдость в голосе отца таяла.