– Наш народ не перестанет
страдать, если мы сменим одних шовинистов на других, только более
"своих"! Что, чёрт возьми, от этого измениться?!
– А что измениться от ваших
краж?! – она тоже вскочила, – Ленин сможет купить себе шалаш
побольше? Или Камо запишет на свой счёт очередной удачный
разбой?
– Мы сможем снабжать борьбу
против капитала его же деньгами! В этом весь смысл!
– Борьбу одних великорусских
шовинистов с другими... – Мария встала, отряхнулась и направилась к
спуску с крыши.
Я не стал ничего кричать в
след. Всё и так было сказано. И ей, и мной. Этот момент произошёл.
Наши судьбы разошлись. И было бы славно, чтобы они больше никогда и
не сходились. Чтобы нам не приходилось стрелять друг в друга из-за
того, что сейчас наши мнения оказались полярны. Время нынче
такое...
Друзья детства, что с пелёнок
впитывали одну и ту же кровь с молоком, могут быть разведены в
разные стороны из-за такой, с одной стороны, незначительной мелочи.
Но ведь правда в том, что это вовсе не "мелочь". Это вопрос нечто
большее, чем мы или наши взаимоотношения. Это вопрос мира и его
устройства. Вопрос, которым я задавался, снова и снова бросая
робкие взгляды к звёздам.
Есть ли хоть там
справедливость? Примут ли там всех, вне зависимости от груза
прошлого? Или и там, лишь вражда, смерть и бесконечное
одиночество?
---
Этим утром Знаменская площадь
была переполнена. Люди, вперемешку с конками, сновали туда-сюда,
спеша по своим делам. А я стоял прямо в самом центре этого хаоса,
смачивая слюной пересохшее от волнения горло. Форма городового была
мне несколько мала, и ворсистая шинель неприятно жала в поясе,
отчего моя спина страшно чесалась.
С подобными неудобствами время
тянулось ещё дольше, а волнение всё накатывало и накатывало с
неостановимым напором. Мне казалось, что вот-вот нас раскроют. Что
не будет никакого экипажа. Да и вообще всё это изначально было
ловушкой. Некоторым моим сообщникам, которые были проклятыми, хотя
бы было чем отбиваться в случае, если нас накроют. А мне стоило
надеяться только на надёжность старенького револьвера на шесть
выстрелов. И на быстроту своих двоих, разумеется.
Однако, сомнения развеялись,
когда на площадь выкатил крытая конка с парочкой вооружённых
охранников сверху. Кони медленно продирались через толпу, и сонный
погонщик, сидевший на поводьях, даже не думал прибавить хода. Вряд
ли он, да и вообще кто-либо из банковских служащих, могли бы
думать, что повозку захотят ограбить среди бела дня прямо в центре
Петербурга.