- А… вы? Лена, пойдем со мной…
- Что?! Нет уж! Меня ты не заставишь этой ерундой заниматься! - отрезала сестра; строгий насмешливый тон, каким часто говорила мама, придавал храбрости - так хотелось убедить саму себя, что все это бабушкины сказки, суеверия, и что она вовсе не боится, просто присматривает за глупой сестренкой, перечитавшей Пушкина с Гоголем… да переслушавшей нянюшкиных жутких историй… И все же сердце теснило при одном взгляде на запертую церковь, всю в белом снегу, точно в саване, и от черных крестов на могилах, и от странных красноватых бликов, пляшущих на снегу: лампадки внутри не погашены, конечно, лампадки, что ж еще?...
- Иди уже, иди, Саша… услышь свой венчальный хор… пусть королевич Елисей с князем Гвидоном скажут тебе, что через годик сватать приедут… и вернемся домой поскорее, согреемся, нянюшка нам на ночь пирожков припасла и молока оставила.
Саша представила, что на нее смотрит отец - сам храбрец, и в дочке трусости не терпевший - кивнула, голову подняла, губы сжала упрямо и пошла к церкви.
- Александра Николаевна, помните: слушайте внимательно, что поют… а если не поют, просто звуки разные - так еще внимательнее слушайте, если что скажут - запоминайте! Ну а если внутри когти скребут, сразу “Отче наш” читайте, и бегите, бегите не оглядываясь!
***
Январь 1908 года.
Малороссия, Екатеринославская губерния, Александровский уезд, село Гуляй Поле.
- Слышь?
- Що ты, Нестор? Спи… ще ночь на дворе… мает тебя, чи шо?
- Мает… все кажется, зовет меня кто-то…
- Зовет? Да хто?
- Дивчина… приди, мол, да приди ко мне на свиданье…
- Ох ты ж… - хохотнул брат. - Права ж мамо: одружити тебя пора, а то семя в голову стучит…
- Да иди ты…
- Да сам туда иди, тя, вона, ужо зовут…
- Смейся, смейся… а мне все церква якась бачится, не наша… и будто стоит там на ступеньках панночка… така хорошенька… с косами… и будто за меня она молится… как за разбойника… Как, говорит, разбойника благоразумнаго во едином часе сподобил рая, так и его - Нестора - ну меня, то ись - древом крестным просвети и спаси...
- Эка, то все с тюрьмы тя мает… та самогону крепко перепили надысь… Спи, братко, спи… рано ишшо…
***
Ох, и страшно же было подниматься по крутым ступеням, занесенным снегом, мелкими шажками идти к церковным дверям, запертым крепко-накрепко, сдвигать платок, отдавая косы на смех лютому январскому ветру, и, зажав правое ухо, левое прижимать к дверному зазору… Мельком глянула в сторону ограды, где под хлипким навесом, хоронясь от ветра, жались две темные фигурки - Леночка и Ариша… Лена подняла высоко плечи, сунула руки в муфту, Ариша пыталась поправить фонарь.