Саша глубоко вдохнула, словно нырнуть собралась, зажмурила глаза и стала слушать... Молиться сейчас вроде как было нельзя, но в голове неотступно крутилось: “Разбойника благоразумнаго во едином часе раеви сподобил еси, Господи, и мене древом крестным просвети и спаси мя…” - словно больше и некого было вспомнить, кроме разбойника.
Сперва Саша совсем ничего не слышала, лишь гул собственной крови и сбитое от страха дыхание, мертвая тишина внутри пустой церкви, а снаружи завывает ветер, стонет, причитает, как над покойником. Но вот стали доноситься какие-то звуки… они точно шли изнутри, но Саша не сразу смогла понять, что это такое: не пение, не стук, а невнятный шепот и тихие, шелестящие шаги. Вроде и говорят, говорят тихо и быстро, как Псалтирь читают, но ни слова не разобрать. И шаги… то ближе, то дальше… женские, мужские, детские?.. Ах, лучше об этом и не думать, не представлять себе, кто это мечется святочной ночью в наглухо запертой церкви!
“Там ведь и гроб может стоять…”
От мысли о сем холодный пот потек по Сашиной спине, и она едва не бросилась прочь, но нельзя, нельзя - обряд ведь еще не закончен, ей ничего не сказали и надо ждать, ждать… Нельзя бежать, нельзя прерывать обряд, не закончив, нянюшка много раз об этом говорила строго-настрого: мол, ежели, гадая, не сделаешь все как нужно до самого конца - нечего и начинать. А всего-то хотелось узнать про жениха - посватается ли к ней Алеша Платов, как только получит весной чин унтер-офицера, или вовсе не он ее суженый?..
“Разбойника благоразумнаго во едином часе раеви сподобил еси, Господи, и мене древом крестным просвети и спаси мя…” - опять этот разбойник! - и вдруг изнутри, из церкви, отчетливый шепот, свистящий, страшный:
- За разбойника пойдешь! За Черного Атамана! А православной женой тебе не быть, не быть!
И сразу же грянул хор, пел он громко, празднично, и чтец читал истово из “Песни Песней”:
- Встань, иди, ближняя моя, прекрасная моя, голубица моя, гряди! Покажи мне лицо твоё, и дай мне услышать голос твой, ибо голос твой приятен и лик твой прекрасен! - но сквозь славословия слышала Саша и другое: стоны, причитания, громкий плач, и звуки поцелуев, и звон колокола - не свадебный, похоронный, и стук топоров, громкий, надсадный, и чей-то шепот глухой, страдальческий: