Карета тронулась медленно, стуча колёсами по сухой земле и
камням. Если лошадь наберёт скорость, пассажира на каждой кочке
будет впечатывать макушкой в потолок. Окошко отворилось после
некоторых усилий и в лицо подул встречный ветерок. Серкано закрыл
глаза и постарался не думать об Октавии, но наглая красавица
бесцеремонно врывается в мысли. Сметает всё и улыбается, наблюдая,
как сердце мужчины рвётся к ней, а сам он в полном смятении. Будто
голодный пёс, впервые в жизни увидевший кус жареного мяса.
За такое сравнение захотелось влепить себе пощёчину. Посмел это
совершенство сравнить с мясом?!
***
Торжественный зал представляет собой копию римского храма.
Массивная крыша лежит на толстых колоннах, меж которых проникает
солёный ветер. Здание занимает большую часть утёса, нависшего над
морем. Вокруг высажен сад-лабиринт, а у главного входа красуется
фонтан. В центре которого возвышается статуя Геркулеса,
сцепившегося со львом. Неведомый скульптор с ужасающей дотошностью
передал чудовищное напряжение мышц древнего героя и ярость
зверя.
Подойдя ближе, Серкано разглядел на статуях старательно
замаскированные следы от ударов молотом. Видимо, статуя римская,
что удивительно само по себе, ведь сохранились в основном монументы
императорам и полководцам. Церковь не жалует языческие идолы и,
бывало, объявляла охоту на них. Да и крестьяне норовят размолоть
статуи в мраморную пыль, которой удобряют почву.
Из сада доносится женский смех, мужские голоса. Внутри здания
играет музыка, и особенно выделяется визг скрипки. Серкано
вздохнул, перебарывая острое желание ворваться внутрь, и броситься
в ноги Октавии или убежать. Навстречу спустился слуга, низко
поклонился.
— Я опоздал? — Спросил Серкано, прислушиваясь к голосам.
— Нет, господин. Вы как раз вовремя, музыканты только начали, а
гости собираются в саду. Прошу, пройдёмте.
Камердинер повёл вдоль здания, позволяя ватиканцу любоваться
работой зодчих. Ветерок свеж, а умирающий свет заменяют огни
масляных светильников. Слуги бродят по саду и разжигают их,
стараясь не попадаться на глаза благородным. Огни пляшут в
стеклянных клетках, освещая гравийную дорожку и сочную зелень
кустов. Ветер усиливается, будто сам Господь сжалился над
Серкано.
Поворот, скрытые от чужих глаз скамейки и приближающиеся голоса,
много голосов. Провожатый остановился у очередного поворота,
поклонился и отступил. Серкано вошёл на площадь, с двумя длинными
столами, заставленными закусками, как вполне привычными, так и
причудливыми яствами архипелага. Гости улыбаются друг другу,
беседуют, потягивая разбавленное вино. При виде гвардейца разговоры
затихли, и навстречу поспешил мэр, широко разводя руки и нарочито
громко говоря: