— В разум приди, уяче, чушь
несешь.
— Какой я тебе уяк, племянничек!
Каждый знает, что у вас в Ужице сплошь странцы командовали!
— Это кто же? — все наши выпучили
глаза
— Янкович болгарин, Линдермайер
евреин, Борота мадьяр, да еще муслимане!
Давясь смехом, спросил у Бранко:
— Знаешь таких?
— Сколько в штабе не был, — изо всех
сил держался мой зам, — ни разу не встречал.
— Вот и я тоже. Сербов навалом,
черногорцы есть, хорваты и македонцы попадались, а вот твоих, уяче,
иностранцев не видал.
А вообще в контрпропаганде Дражи
Михайловича ничего нового — жиды и комиссары, комиссары и жиды.
Прямо как у немцев, неудивительно, что он сотрудничества с ними
искал.
— Что, и в отрядах у вас сербы? —
ернически упирался бородатый. — не цыгане и не арнатуты?
— А чего меня спрашивать, смотри
сам, — и я потыкал пальцем в бойцов, — серб, серб, черногорец,
серб, серб, серб...
Поручник молча следил за нашей
перепалкой, но бородач выложил главный аргумент:
— Бабы у вас общие!
Тут уж не только меня, но и всех
наших пробило на неудержимый ржач — в бригаде отлично знали, как я
отношусь к любым подкатам к Альбине или как Марко ходит вокруг
Живки. Общие, придумают тоже...
Улыбнулся и Дериконя, тупая
пропаганда рассчитана на тупых бородачей, а командант бригады
должен верно понимать ситуацию. Но бородача наш веселый хохот не
убедил, сдаваться он не собирался:
— Церкви закрываете, службы не
даете...
Смех только усилился.
— Ага, попа Зечевича спроси, он как
раз в Ужицком комитете за главного был, сколько он храмов
затворил...
— Комитет, видали мы в гробу такие
комитеты...
— Ну предположим. А что взамен, где
ваши органы власти?
Бородач заткнулся — своих органов
четники не создавали, предпочитали действовать через структуры
коллаборантского правительства Недича. И мы наконец-то отдышались,
утерли слезы и добрались до делового разговора. За нас, кроме
пулеметов и автоматов, говорила и громкая слава после взятия Плевли
и стычек с итальянцами, усташами и немцами. Преувеличенный по
предложению Милована список трофеев обрастал в пересказах
фантастическими подробностями и вызывал у четников зависть до
зубовного скрежета. Вот и сейчас Дериконя жаловался на нехватку
оружия, на вышедшие из строя два последних пулемета, на
невозможность действовать в такой холод.
Из хозяйской комнатки появилась
закутанная в платки тетка, переглянулась с поручником, тяжело
вздохнула, поставила на стол еще миски и навалила в них каши.
Пожрать горяченького это мы с удовольствием и дальше разговор
приобретал все более деловой характер. Поручник мне понравился — не
юлил, глазами не бегал, через губу не разговаривал. Понемногу, тем
более, что его все больше щемили немцы, договорились, после чего
даже перешли к рассказам о подвигах.