— Прекрасно, наш род издавна владеет мызой Каленцеем.
Бывали? Премилое местечко, память детства. Я там родился. Ох, как
же так! Извините покорно: совсем забыл о гостеприимстве.
Присаживайтесь, — Густав Бирон показал рукой на роскошные
диваны. — Рассказывайте, как там на родине… Я прикажу подать
сюда обед. Надеюсь, не откажете в чести откушать со мной?
Мы поспешно закивали, потому что не ели с самого утра. Кроме
того, после «тюремных разносолов» хотелось попробовать нормальной
домашней пищи.
За окнами барабанил дождь, ветер нагибал верхушки высоченных
сосен и гонял опавшую листву. В натопленной комнате было тепло и
уютно. Приятная слабость и дремота постепенно обволакивала меня
подобно рассветному туману. Веки налились свинцовой тяжестью. Я
осоловело подремывал, даже не пытаясь вслушаться в разговор Бирона
и Карла. Надеюсь, хозяин был не в обиде.
— Как Руэнталь, Митава? Сто лет там не был, —
продолжал расспрашивать Густав.
Поскольку от меня толку мало — я ведь ничего не мог рассказать о
прошлой жизни фон Гофена, отдуваться приходилось Карлу. Но он легко
справлялся с этой обязанностью. Выяснилось, что у Карла и Бирона
масса общих знакомых. Не удивлюсь, если выяснится, что мы,
вдобавок, доводимся друг другу родственниками.
— А, вот и обед, — захлопал в ладоши Густав, завидев
слуг кативших на тележках огромные подносы с едой. — Не
взыщите, сегодня будет простенько, по-походному. Предаваться
эпикурейству некогда. Служба… — он тяжко вздохнул.
Не знаю насчет Карла, а мне обед у Бирона показался лукулловым
пиром. Думаю, юноша тоже не разачаровался.
— Что у нас на первое? — хозяин приподнял крышку
кастрюльки, опустил половник и мечтательно закатил глаза:
— Гамбургский суп из угря. Мой повар готовит его
потрясающе. К тому же я в восторге от русского обычая начинать обед
с пирожков.
К этому моменту мы с Карлом буквально истекали слюной, уж больно
одуряющее пахла еда.
Суп сменился рыбой с овощами, политой пряным соусом-смесью из
гвоздики, перца и мускатного ореха.
— Вам приходилось угощаться земляными яблоками? Я
пристрастился к ним, будучи в Германии. Признаюсь, прусский
император Фридрих Вильгельм был прав, когда велел рубить носы и уши
тем, кто откажется их сажать. Вкус невообразимый. Жаль, здешние
крестьяне придерживаются суеверия, что кушать их, все равно, что
души человеческие. Приходится выписывать из-за границы.