После присяги мы, как обещались, повели Чижикова в трактир,
благодарить за науку. Звали и других гренадеров, но командовавший
нами капрал Ипатов никого не отпустил.
— Благодарите, что хоть вам идти разрешаю, — важно
объявил он. — А с завтрашнего дня начнете нести службу вместе
со всеми. Тогда узнаете почем фунт лиха.
Выглядело его обещание очень уж многозначительным. Что имелось в
виду, мы узнали позже. Пока что в моем представлении прочно засели
картинки балов из «Войны и мира», сцена входа в город
кавалерийского полка из «Гусарской баллады» да пошлые анекдоты про
поручика Ржевского. Гвардейская служба представлялась сплошным
весельем: промаршировать перед Зимним дворцом, ловя восхищенные
взгляды прелестниц, получить по чарочке вина из рук чуть ли не
самой императрицы, троекратно прокричать «Виват» и с песнями
удалиться на постой. Лепота!
Святая наивность!
Чижиков долго кружил по городу, выбирая «особливое место». В
первом трактире ему не понравилось — слишком много народа, яблоку
некуда упасть; во втором — скучно, людей нет; в третьем плохо
готовят («мне кишки еще дороги»); в четвертом водка «невкусная».
Чем привлекла его взгляд пятая точка «общественного питания» —
скорее всего, не понимал даже сам Чижиков. Скорее всего, от долгого
хождения у него заболели ноги, или нос зачесался нестерпимей
обычного.
Мы заняли лучшее место. Какой солдат не любит поесть, а особенно
пожрать. А если этот солдат двухметровый вечно голодный гвардеец —
ничего удивительного в том, что стол буквально ломился от еды. Мы
перепробовали все мясное, что готовилось в котлах или вертелах (и
это, не смотря на то, что пост, начавшийся с пятнадцатого ноября,
был в самом разгаре), выпили графин водки (множественное число,
пожалуй, будет преувеличением — почти все выдул наш дядька). Я
больше потягивал пиво, оно ничем не напоминало то, что приходилось
пробовать раньше. Гораздо вкуснее — что называется, без
консервантов.
Чижиков оказался хорошим рассказчиком, не лишенным чувства
юмора. Мы узнали много нового о командире третьей роты —
капитан-поручике Басмецове, который в глазах Степана был большим
оригиналом и редким лодырем. Так получилось, что солдаты редко
видели своего офицера: Басмецов любил препоручать обязанности
заместителям, а сам либо пил «горькую», либо ухаживал за богатыми
вдовушками. Частое отсутствие в полку и манкирование обязанностями
сходили ему с рук только благодаря высокопоставленным заступникам,
ибо капитан-поручик водил знакомство с такими знатными птицами, что
на них и смотреть-то снизу невозможно: шапка свалится. Обычно,
всеми делами в роте заправлял поручик Дерюгин — на редкость
злопамятный тип, скорый на кулачную расправу, причем одинаково
доставалось что дворянам, что разночинцам — жаловаться в полку было
не принято, дуэли еще не вошли в моду, так что он мог не опасаться
за жизнь и карьеру.