Я почему-то думал, что большинство офицеров в полку окажется
иностранцами, но на самом деле почти все должности занимали
чистокровные русские. Опять как-то не вяжется с вызубренной
версией: дескать, во времена Анны Иоанновны кругом было засилье
иноземцев. Да, командовали полком или входили в штаб: курляндец
Густав Бирон, шотландец Джеймс Кейт и Иосиф Гампф — швед или финн,
точно не знаю. Но на три четверти офицерский состав оказался
русским. Вот и верь школьным учебникам!
Красный как индеец Чижиков сидел с кружкой пива в одной руке и
наполовину обглоданной бараньей костью в другой:
— И вот вызывает он меня к себе и зачинает разнос: где ты
такой-сякой пропадал и куда, сучий потрох, мундир девал? А что я
скажу — правду: еврею заложил, когда пить не на что стало! Так за
то через строй пропустят, а то и похуже сделают. Тогда я ему и
зачал врать…
Тут он осекся. В трактир вошла компания человек десять молодых
шумных людей в темно-зеленых форменных кафтанах с отложным
воротником и золотыми позументами по борту, на головах гренадерские
шапки. Увидев нас, они замерли у входа, но, посовещавшись, сдвинули
несколько столов возле дверей и уселись, бросая в нашу сторону
неприязненные взгляды.
— Все, ребята, — с шумом выпуская воздух из ноздрей,
произнес Степан. — Сейчас здесь будет жарко.
— А что случилось? — удивился Карл.
— Видишь тех балбесов у дверей?
— Вижу.
— Это кадеты, а они на дух гвардейцев не переносят. Так что
готовься к драчке, — Чижиков оглядел трактир и
резюмировал:
— Наших больше нет. Придется втроем схлестнуться.
— Что за кадеты? — не понял я.
— Да из Шляхетского корпусу. На офицеров учатся, мать их в
душу. Ладно, хоть без слуг приперлись, а то б нам не в жисть не
совладать бы.
— Может, обойдется? — предположил я.
— Куда там, — махнул рукой Чижиков. — Тем более —
пьяненькие они, да и нас мало. Обязательно привяжутся.
Будущие командиры смотрелись неприглядно. Развязное поведение
наводило на мысль, что этот трактир не первый из встреченных на
пути. Юнцы, каждому из которых явно стукнуло лет двадцать, а,
может, и больше, без стеснения пытались щипать и лапать служанок,
все время противно рыгали, одного стошнило прямо на стол, и его
товарищи от души повеселились, хватаясь за животы только при одном
виде конопатой измазанной морды «приболевшего». К нам пока не
цеплялись.