Трудовое законодательство Блистательной Порты в таких случаях
предусматривало лишь два варианта лишения должности: либо чашечка
крепкого кофе, с растертым в мельчайшую пыль бриллиантом, либо
шелковая удавка в руках умелого дворцового палача. Впрочем,
наградой могло быть и место на мраморной колонне у дворцовых ворот,
куда торжественно водружалось серебряное блюдо с отрубленной
головой отставника. Менее знатные сановники обходились деревянными
подставками, но это было слабым утешением для великого визиря.
Дипломатия Версаля как всегда была на высоте.
На молчаливый вопрос угрюмого султана, Гамзы-паша также молча
показал доклад стамбульского асес-паши, из коего явствовало, что
похищение наложницы было спланировано русским Кабинетом.
— Мы не готовы к войне! — в слабой попытке возразить обронил
Мустафа III, снимая тюрбан с наголо обритой головы и вытирая
обильный пот шелковым платком.
— Екатерина становится сильнее с каждым днем, — коварно заметил
посол. — Еще несколько лет, и мощь ее армии испытают на себе многие
державы. Крымское ханство уже сейчас можно считать
потерянным...
Султан в глубокой задумчивости затеребил крашеную в
иссиня-черный цвет бороду. Он не был гением (как утверждал
Вольтер), но не был и идиотом (на чем настаивала Екатерина).
Нормальный такой султан, без особых комплексов. Если наложница
приходилась по вкусу, то путь ее, устланный лепестками роз, лежал в
гарем. Если же нет… Море рядом, а кожаные мешки имелись в
изобилии.
К войне султан относился философски — надо, так надо. У
благочестивого правоверного не так уж и много развлечений в бренной
жизни. Но начинать ее — войну, не жизнь — прямо сейчас? Времена
расцвета Блистательной Порты канули в лету, и империя клонилась к
упадку. Мустафа III тяжело вздохнул и вновь прошелся по лысине
платком, размазывая белила по лицу.
Жирный сизокрылый голубь, откормленный отборным египетским
зерном, лениво парил в безоблачном стамбульском небе. Через
мгновение, зорко выделив крохотный отблеск, голубь произвел
прицельный выстрел.
— Нечестивое отродье шайтана! — громко выругался султан. — Чтоб
тебя дэвы сожрали! — с ненавистью плюнув в сторону недосягаемой
птицы, он брезгливо вытер с головы едко пахнущее пятно.
И без того неблестящее настроение было безнадежно испорчено
беспримерно наглым пернатым. Круто развернувшись на высоких
каблуках, величайший из султанов рявкнул в оторопелую физиономию
визиря: