— Представитель сельского дворянства, отставной майор от
артиллерии Данилов… — тон был ровным, в меру радостным, без
благолепия.
Зачем он ей представлял приглашенных, Юлька не знала. И
запоминать их не собиралась. Не было смысла. Кто она здесь?
Дворовая девка, крепостная актриса. Забавная игрушка, не более
того.
«Лучше бы я в людоедку переселилась, — с запоздалым сожалением
подумала она. — Заодно и позавтракала бы». В животе заурчало.
Холопы сцены, тем временем, заканчивали последние приготовления.
Подмостки украсились какими-то растениями в горшках, тяжелыми
дубовыми креслами, громадными булыжниками и другими, непонятными
натюрмортами. Пытаться разгадать, что символизируют эти декорации,
занятием было абсолютно бесполезным. Память нового тела наотрез
отказывалась пересказывать сюжет предстоящего спектакля. Зато
услужливо напомнила другую постановку.
Первым опытом на этих подмостках был Уильям Шекспир. Как и
всякий уважающий себя режиссер Василий Тертышный репетиции начал с
финальной сцены. Кузнец Ермола, щедро обмазанный сажей (дорогой
грим, выписанный с оказией из Лондона, решили приберечь для
премьеры), протянул свои лопатообразные ручища к крепкой шее
местной Дездемоны и громовым голосом воскликнул: «Молилась ли ты на
ночь, Ефросинья?». Фроська тогда сползла под лавку, игравшую роль
кровати, корчась от приступов смеха.
Когда во второй попытке кузнец, назвав ее Дезросиньей, смущенно
признался, что «эти клятые немчурские имена он ни в жисть не
упомнит», режиссер засел за рукопись. Сочинять сценарий новой пьесы
на местный лад. С учетом имеющегося актерского материала. Так и
Юльке досталась роль. Не главная и молчаливая. Без реплик.
— Юленька! — взволнованный шепот вернул ее к реальности. — Тебе
пора в гримерную. Не забыла — твой выход во втором акте?.. —
Льстиво заглядывая в глаза, режиссер торжественно пообещал: — А в
следующем спектакле я тебе дам главную роль.
Пятерня растопырилась лягушачьей лапкой и плавно, постепенно
ускоряясь, начала движение по направлению к упругому мягкому месту.
Юлька холодно взглянула на своего барина и предупреждающе цыкнула.
Смущенно закряхтев, Тертышный торопливо спрятал шкодливую ручонку
за спину.
Быстро переодевшись в сценическое платье и с помощью
доморощенной гримерши уложив волосы в причудливую прическу, она
принялась наблюдать в щелочку кулис за разворачивающимся действием.
Уже через несколько минут все стало ясно — более бездарного
спектакля Юльке видеть не доводилось. Ни в одной из жизней.