Тимур работал в МСБ, знал о случаях суицида у тех, кто не смог
адаптироваться в Магическом Мире. К сожалению, не у всех людей
крепкие нервы, и не каждый может научиться жить на две реальности
сразу. В случае с Евгенией его терзало чувство беспомощного
раскаяния.
Марта почти физически ощущала то, что напарник переживал в эти
минуты. Она приблизилась и крепко обняла его за плечи. Тимур,
словно доверчивый ребёнок, прильнул к ней и так и остался сидеть в
кольце тёплых женских рук.
— Женя в безопасности. Теперь с ней точно будут работать,
посвятят в Тайну или проведут курс терапии, который поможет всё
забыть, — утешала его Марта, осторожно поглаживая по плечу. —
Возможно, эта девушка во всём разберется и научится жить в нашем
непростом Мире.
Нариев долго молчал, внутренне переживая и обдумывая
случившееся. Наконец невесёлая улыбка скользнула по его губам.
Теплое, участливое объятие заставило расслабиться. Он и сам отлично
знал, что невозможно быть ответственным за всё, что происходит в
среде волшебников. Постоянно приходится выбирать.
— Знаешь, я не люблю больницы с того самого дня, как попал в
автокатастрофу, — произнёс он задумчиво. — Там люди — лечатся, а
мне после всех операций только гаснуть оставалось. Как пришел в
себя после аварии, понял: всё, трындец. Ни рук, ни глаз. Осознал:
жизнь — закончилась. Синяки — на пол тела, рёбра — переломаны,
дышать — тяжело. Болит всё — зверски, никакой обезбол не помогает.
Главное: руки по локоть отрубило.
Марта лишь крепче обняла его. Тимур никогда не говорил, что с
ним произошло, и она боялась нарушить хрупкий мостик настоящего
доверия.
— Мне в той аварии не руки перемололо, и не глаза вышибло. Мне
жизнь — отрубило. Мне будущее — вышибло. А врачи всё говорят: «Не
вставай. Ходи под себя, вот тебе «утка». Покой да сон — твоё
лекарство»… Знаешь, что я сделал? В первую же ночь подговорил
парней, что в палате со мной лежали. Они меня под локти в туалет
привели, а кабинку посадили, а сами — вышли. А я сижу, как дурак, и
даже трусов снять не могу. Плакать хочу, а тоже не могу, глаз-то
нет. Да и смеяться не могу, рёбра — переломаны. Больно смеяться.
Так мне тошно стало, Марта. Так плохо, что решил… не буду так жить.
С силами соберусь, дойду до окна и… выброшусь, головой вперёд.
Тимур снова замолчал. Старые, тяжелые воспоминания о пережитой
боли нахлынули с новой силой. Слова, которые он говорил, почему-то
давались легко. Он знал, что рядом — женщина, которая его
по-настоящему понимает. Впервые в его жизни появилась та, кому он
мог рассказать о пережитых страшных днях свой жизни.