Она положила голову к нему на плечо, и он осторожно погладил её
кисть. Датчики фиксировали касание, и движение далось ему просто,
как и все другие возможности рук. Не было только человеческих
тактильных ощущений. В те чёрные дни, о которых он рассказывал,
даже в голову не приходило, что у него появится подобная
возможность.
— Я лежал и представлял небо. Хотелось видеть его солнечным,
полным перистых облаков и солнца. Даже не так… Полным ветра и белых
ватных баранов... Но на ум приходили только тяжелые от капель дождя
свинцовые тучи. — Тимур, который никогда не отличался красноречием,
сам не замечал, как из глубин сердца лились слова, которые в
обычной жизни он никогда бы не произнёс. — Знаешь, ко мне в тот
период приходили и родители, и друзья. Парни из воинской части на
сутки прилетели целым кагалом. Представляешь, с Кавказа — в Казань?
Я предателем себя чувствовал, когда службу оставил. А тут — они…
Фруктов навезли — чуть ли не ящиками... Весь этаж накормить можно
было… Долго шумели. Так сильно, что сестричка не справилась, и
только вместе с доктором ей удалось их угомонить…
Он снова улыбался. Там, в Карачаево-Черкессии, у него остались
настоящие друзья. Они совсем не походили на «полезных» людей, с
которыми постоянно пыталась его свести Регина. Ни один из этих
«важных начальников» к нему не пришёл. Из банка, где он работал,
позвонили пару раз, ограничившись дежурной фразой: «Поправляйтесь,
Тимур Булатович».
— Ко мне приходили все. Родители, сестра, бабушки, дед… Он у
меня один остался… Ребята из школьной секции легкой атлетики
заглянули… Хотя, казалось бы, столько лет прошло… Парни из военного
училища, кто в Казани остался… — он чуть улыбнулся, и добавил сухо
и жестко: — Только жена так и не появилась. Адвоката прислала. Вот
и всё… Пусть к шайтану катится… Аллах ей судья. Остальные были…
хотя бы по разу. Но, знаешь, я чувствовал, это — ненадолго. Знал,
что скоро и меня начнут забывать… Калек быстро забывают. Я дал себе
— неделю. Если ничего не изменится, решил, что разбегусь и… вышибу
головой окно. У нас, у спецназа, головы крепкие. Решимости мне бы
хватило.
Он снова замолчал. Много лет Тимур жил с этими загнанными вглубь
воспоминаниями, а сейчас пытался от них избавиться. Хотел, чтобы
спрессовавшийся ком из боли, обиды, отчаяния, загнавший его в
замкнутый мир, перестал отравлять жизнь. Надо было выговориться,
выгрузить из себя прошлое.