«Третий шанс» - страница 2

Шрифт
Интервал


А друзей никогда не было – близь власти одни напасти, там нет друзей, а лишь интригующие союзники, и то временные. Да и сейчас не лучше – большевики власть то взяли, вот и НЭП ввели, народу облегченье сделали. Но стоило страну до основания разрушать, как в их «пролетарском» гимне поется – вот в чем вопрос.

Прав покойный Витте – тот еще интриган, но умен, в этом Сергею Юльевичу не откажешь. К этому печальному концу царизм и подошел, много чего издали за последнее время, даже самое секретное, что в архивах «вечно» хранить положено. Кое-что и он прочел из того, что в библиотеку пришло - любил книги с детства, вот и сейчас нашел себе занятие по душе в «избе-читальне». Правильное это дело людей грамоте учить – нельзя было свой народ в «темноте» держать.

Вот и поплатились…

- Занятий в школе сегодня не будет, так что пойду книжки с газетами выдавать – зимой народ за чтение принялся.

Усмехнулся – его часто спрашивали, хотя все знали, что бывший генерал. А у некоторых даже его фотографии были – хранили журналы, а там он часто встречались, как военным министром стал. Но ничего, относились с уважением – все же детей грамоте учил, да географии, которую хорошо знал, как офицер Генерального штаба, да и побывал в жизни в разных краях. Подошел к замерзшему окну – потер пальцем наледь на стекле.

Стояли крепкие морозы, детвора в школу не ходила, да и ему самому было тяжело давать уроки – все же два месяца с половиной осталось, и исполнится семьдесят семь лет.

Под пальцем проступила оттаявшая дырочка, и он заглянул в нее. В глаза ударила снежная белизна, и яркий свет, как тогда, в далеком четвертом году, когда ехал на санях через Байкал, торопясь в Маньчжурию – ведь началась война с японцами.

И тут солнце словно погасло, старик почувствовал, как внезапно подогнулись колени, и сразу же нахлынула темнота…

Таким он был на торжественном заседании Государственного Совета в 1901 году.


Яркое солнце ослепило Алексея Николаевича, стоило ему открыть глаза. Надрывно болела голова, заслезились глаза, не в силах перенести ослепительную белизну бескрайнего ледяного поля. Но тут он увидел вагон - обычную теплушку, на бортах которой помещают надпись – «8 лошадей, 40 человек». В таких едут в далекую Маньчжурию мобилизованные сибиряки, которые сейчас с руганью толкают свой вагон по ледовой переправе, проложенную через огромное озеро, которое местные жители именуют «священным морем». И страшно представить, что под кибиткой сейчас полтора аршина льда, под которым ужасная бездна, глубиной на версту. Но жутким рассказам в провалившихся в полынью несчастных генерал не верил – гораздо больше людей гибнет просто оступившись. А всякую жуть нагоняют нестойкие духом люди, которым Байкал покажется сейчас самым тихим местом, но лишь после того как они побывают под ружейно-орудийным обстрелом.