А у него уже глаза прозрачные: задачу решает человек.
Счастливец: тела не видит – кости ему так душу не жгут.
– Не беспокойтесь, леди, – сказал Ольгер. – Унция Ранней Зари,
раствор Белого Ветра, безопасно и надёжно, смотрите!
Красиво сделал, надо признать. От этого его раствора кости
Вильмы стали белыми, как фарфор, – и мы их отдали мэтру Фогелю,
чуть-чуть успокоившись: по крайней мере, это будет красиво,
насколько только возможно.
– И прочно, леди, – сказал Ольгер. – Вот увидите, будет
прочно.
– Не прочнее, чем живые кости, – грустно сказала я. – Вся эта
механика… эх… Пойдём наверх, душно мне что-то…
Виллемина беседовала с Валором, сидя в своём любимом кресле –
вместе с Тяпкой, которая, кажется, грелась об неё. Я снова увидела
Вильму в окровавленном белом платье – и меня снова резануло
душевной болью, а она встала мне навстречу, протянув руки:
– Ох, Карла, дорогая! Как же тебе досталось сегодня…
Тяпка спрыгнула с кресла и полезла лизаться и лапиться. Я стояла
и думала: хорошо бы не отключиться прямо сейчас.
Валор, кажется, догадался и придвинул кресло – и я села в
обнимку с собакой и с духом. Свет газовых рожков показался мне
присыпанным пылью.
– Деточка, – тихо сказал Валор, – постарайтесь немного
успокоиться. Худшее уже позади.
– Валор, как вы думаете, – спросила Вильма, – кто-нибудь из
вампиров отзовётся, если окликнуть? Год пришёл к повороту, вот-вот
начнёт светать…
Валор подошёл к зеркалу и постучал в него костяшками пальцев,
деликатно, как в дверь. В комнату вошёл Олгрен собственной
персоной.
– Напрасно я не дождался леди, – сказал он. – Вы были правы,
тёмная государыня.
– Валор, адмирал, ну зачем… – начала я.
Олгрен сделал ко мне быстрый шаг – и совершенно чудовищно
вульгарным, просто хамским движением поднял меня на ноги и притянул
к себе за плечи.
Так, что я завалилась ему головой на грудь.
Как… не знаю… как юнгу своего! Никто не ведёт себя так с
леди!
Но он был – облако ледяной Силы, я в него падала, как в море,
как в поднимающуюся волну, сияющую, просвеченную насквозь. Я
почувствовала, как он меня наполняет: я – засохшая водоросль – и
вот снова вода, вода – и в меня идёт живой ток, я парю в нём, как в
глубине…
– Спасибо, дорогой адмирал, – услышала я Вильму словно сквозь
толщу воды.
– Сейчас она уснёт, – сказал над моей головой Олгрен, и его
голос прозвучал колокольной медью.