И епископ протянул кипу бумаг, глядя
на князя молящим взглядом. Самослав крякнул от неожиданности, и
погрузился в чтение. Он читал, бегло пролистывая страницу за
страницей, а владыка сидел, чуть дыша. Он ведь осуществил мечту
своей юности, когда читал великих трагиков в монастырской
библиотеке.
— А ты знаешь, — удивленно поднял на
него глаза князь. — На удивление, неплохо. Поставим. Только хочешь
совет?
— Хочу, — зарделся Григорий, который,
как и все сочинители, оказался существом обидчивым и весьма
чувствительным к критике.
— Это все уже было, понимаешь? —
пристально посмотрел на него князь. — Это будет интересно полгода,
ну год. А потом это забудут. Тебе не переплюнуть титанов прошлого.
Да и надо ли?
— Что ты предлагаешь? — расстроился
Григорий, который правоту князя признавал полностью. Да, он написал
плохое подражание великим пьесам прошлого. А что еще он может
сделать?
— Что-нибудь свое напиши, — ответил
князь. — Не подражай никому. Не думай, что все лучшее уже написали
до тебя. Наплюй на всех этих Софоклов с Аристофанами. Они померли
давно, а то, про что они пишут, интересно только потому, что больше
ничего и нет. Перед тобой пустое поле, владыка! Что ты в нем
посеешь, то и вырастет! Понял?
— Понял! — прошептал архиепископ. На
него снова упало небо, как это часто и бывало, когда он говорил с
князем. — Это ведь можно какую-нибудь пьесу нравоучительную
написать!
— Не надо, — поморщился Самослав. —
Никто это смотреть не станет. Лучше про любовь напиши.
— Про любовь? — растерялся
епископ.
— Про несчастную любовь, — кивнул
головой князь. — Он любил ее, она любила его. Их семьи враждовали,
а суровый отец нашел ей старого и некрасивого жениха. Они хотели
обвенчаться, но родители оказались против. В конце пьесы все
умерли, а растроганная публика рыдает в голос. Я для тебя даже
последние строки придумал:
Нет повести печальнее на свете
Чем повесть о Воиславе и Грете.
— Думаешь, это будет кому-нибудь
интересно? — скептически посмотрел на него Григорий. — Сюжет,
знаешь ли, княже, тоже весьма несвежий. Еще у Овидия нечто подобное
было.
— Да кто тут про твоего Овидия знает,
— попытался убедить его князь. — Твори, владыка! Я в тебя верю!
Люди будут плакать от переживаний.
— А кто их семьям враждовать
разрешит? — осторожно поинтересовался владыка. — У нас таких боярин
Горан на беседу вызывает, а они после того, как штаны поменяют,
начинают друг друга при встрече лобызать троекратно. Как-то не
очень жизненно, государь...