— А вы, значица, у Дарьи Андреевны
лечиться будете? — поинтересовалась баба Маша, когда Семен
поблагодарил ее за обед, и выразительно посмотрела на его руки.
Семен мысленно хмыкнул. Вот что
значит — деревня. Все уже все знают. Спорить было глупо и
бессмысленно. Он подтвердил.
— Это хорошо, — одобрила его
хозяйка. — Дарья Андреевна кого угодно на ноги поставит. Мы тут все
к ней ходим.
— Здесь нет фельдшера? — удивился
Семен.
— Фельдшера? А как же, есть. В
соседней деревне сидит. Мы ж маленькие совсем, пятьдесят восемь
человек здесь живет, а до «Больших озерков» всего пять километров
по дороге, добежать можно, вот так и устроили. Только фельдшер
тамошний тот еще коновал. К нему лишь за смертью идти. Нет уж, кто
жить хочет, тот к Дарье Андреевне обращается.
— У нее лицензия-то хоть есть? —
пробурчал Семен.
В комнате стало тихо. Он отхлебнул
чай — кружка была удобная, большая, легко можно было обхватить ее
обеими ладонями — и, не дождавшись ответа, взглянул на бабу Машу.
Та смотрела с откровенной враждебностью.
— А вот этого не надо, — негромко,
но очень четко произнесла она. — Все у Дарьи Андреевны есть. И
бумажки все, и разрешения. Хотите лечиться — лечитесь. Не хотите —
уезжайте.
Семен растерялся. Баба Маша поджала
губы, отвернулась от него и принялась мыть посуду. Старые, но
сильные еще руки уверенно терли тарелку тряпочкой.
— Простите, пожалуйста, — попытался
подступиться Семен, — я не хотел обидеть ни вас, ни Дарью
Андреевну.
— Вот и не обижайте тогда, —
ответила старушка. — А сыну вашему все же лучше в город вернуться.
Авось не маленький вы, сами справитесь.
— Он упертый, — улыбнулся Семен,
радуясь, что можно перевести тему. — Их у нас двое: сын и дочь. Вот
они и вбили себе в голову, что я без них совсем пропаду, следят за
мной.
Баба Маша кинула на него косой
взгляд.
— Ничего с вами тут не случится, —
повторила она. — Пущай возвращается. Чего тут сидеть? Молодым в
деревне не место.
Перед походом к Дарье Андреевне
Семен начал волноваться. Он всегда волновался перед тем, как зайти
в кабинет к врачу. До этого Бог его миловал и он никогда не болел
ничем страшнее простуды, и Эля тоже не болела, и по докторам они не
ходили, и так прошло много лет, пока в один страшный день она не
сказала ему, что теперь больницы станут частью их жизни. Больницы и
врачи быстро научили Семена чувствовать себя абсолютно бесполезным
и беспомощным. Их мир был максимально далек от его, а доктора не
спрашивали и не предлагали, они ставили ультиматумы, распоряжались
ими как хотели. И порой Семену казалось, что это не болезнь убила
Элю, а страшные люди в белых халатах, которые смотрели на ее
анализы со смесью усталости и безразличия во взгляде и произносили
слова, что с каждым разом звучали все более и более жутко, пока
совсем не лишили их надежды.