— Жену помнить — это хорошо, это
правильно, — вздохнула старушка. — Я своего Коленьку тоже до сих
пор помню, а тридцать лет его уж нет. И Петеньку помню. Он восемь
лет как меня на том свете дожидается. Надеюсь, они там поладили и
не ссорятся. А то в школе не шибко ладили, переживаю теперь.
— В школе? — изумился Семен.
— В ней самой. Мы все в одном классе
учились. А пацаны у нас задиристые подобрались. Вечно то дрались,
то еще чего. Я после школы Коленьку из армии дождалась и сразу за
него вышла, тридцать пять лет вместе прожили, а потом умер он.
Сыновья уехали. А Петина жена с ним развелась да тоже в город
подалась. Ну, вот и стал он на чай захаживать, а потом и вовсе
остался. Вместе веселее было. Да только слабые вы, мужики. Вот и
приходится век одной доживать. Ходил тут ко мне еще один из Больших
Озерков. «Хорошая ты баба, Марьяш, — говорит. — Давай вместе жить».
Да я решила, что не надо оно мне больше. Уж как-нибудь доковыляю до
конца, а там со своими свижусь. Двух мужиков я еще обслужу, а три —
это уже многовато. Их же и накормить, и приласкать надо, и
помолчать с ними порой требуется…
Она тяжело вздохнула и села на
скамейку, продолжая машинально мять полотенце в руках.
— По вечерам, конечно, одиноко
бывает. Да вот сядем с Птенчиком рядышком, на звездочки посмотрим,
хорошо становится. А так и сыновья, бывает, заезжают, и внуки
приезжают, и правнуков привозят. Хорошая у меня жизнь сложилась,
грех жаловаться.
Семен отодвинул от себя кружку.
— Как вы это пережили? — спросил он.
— Смерть первого мужа.
Баба Марья пожала плечами, обвела
взгялдом двор.
— Как пережила? Тяжело, конечно.
Тогда казалось, пойду и рядом лягу, и нет другого пути мне. Но
видишь, как ошиблась? Аж на тридцать лет ошиблась. И жизнь много
чего еще подкинула. Что жизнь, что смерть — обе свое возьмут и не
надо им противиться, нет в том смысла. И торопить их не надо.
— Обе свое возьмут, — повторил
Семен.
— А то ж. Они ж как сестры. И жизнь
пострашнее смерти бывает, что уж тут. Вон в Больших Озерках Павел
дочь похоронил, чуть с ума не сошел. Думали, сопьется. Ой, что
творил… Дом сжечь пытался, чуть всю деревню не спалил. Страшно
вспомнить.
— И чем кончилось?
— А ты сходи, посмотри, — предложил
баба Марья. — Фонтан он в память о ней поставил. И площадь вокруг
выложил. Сам. Камень к камню голыми руками. И как последний камень
положил, так и успокоился. Видать, нужно ему так было.