Лежал он неподвижно, притворяясь ветошью и думая, что его будут
охаживать ногами – он с приятелями так и поступил бы, но мы – не
они. Сообразив, что избиение отменяется, Чума приоткрыл целый глаз
и покосился на меня.
— Лежачих не бьем, — успокоил его я. – Вставай, побазарим. Все
вставайте.
Гопники поднялись, ожидая унижений. Барик был весь в репьях,
пыли, его светлая рубашка – в зеленых разводах раздавленной травы,
но он не унимался, так и норовил броситься в бой.
Чума вскинул подбородок:
— Валяй.
— Итак, за пыль в глаза ты тоже ответил. Последний должок – бой
один на один. Или засчитываем тебе техническое поражение и
расходимся?
— Я буду драться, — хрипнул Чума и подбородком указал на
грунтовку, тянущуюся вдоль виноградников — ту самую, где я учил
парней ездить на мопеде.
Этих парней можно назвать кем угодно: отбросами, дебилами,
мусором, но только не трусами. Тем они и берут – нахрапом и
уверенностью во вседозволенности. Даже учителя перед ними пасуют,
кроме дрэка. Да, он псих и самодур, гнобит учителей и чемоданом
поперек хребтины может ударить хулигана, но надо отдать ему
должное, обязанности свои выполняет и дисциплину худо-бедно держит,
не побоялся вмешаться в ту нашу разборку.
Молча мы всей процессией направились к грунтовке. Я поглядывал
на Чуму и думал, что это не мазохизм и не тупое упорство. В его
извращенном кодексе чести не зазорно получить от сильного
противника, сдаться – вот где позор!
На дороге я остановился, Чума замер напротив. Наблюдатели
окружили нас.
— Деремся на счет три, — объявил Илья. – Раз, два, три!
Я встал в боксерскую стойку, Чума тоже; как и в прошлый раз, мы
двинулись по кругу. Я давно мог бы ринуться на Чуму и втоптать его
в пыль. Так хотелось порвать его у всех на глазах! Чтобы слюни,
сопли, кровища в стороны! Он заслужил. Заведется в классе одно
такое говно, и, если некому его поставить на место, в говно
превращается весь коллектив. Как это называется? Отрицательный
лидер.
Но сейчас я понимал, что теперь он намного слабее меня и
морально, и физически, а в избиении слабого нет радости. У него
впалая грудная клетка и дистрофичные руки, черная кожа и пеньки
зубов. Он подволакивает ногу. Как-то стремно такого противником
считать, и вызывает он гадливость, а не ненависть.
Чума нашел смелость атаковать первым. Я закрылся, зато открылся
он и получил в морду. Отпрыгнул, двигая челюстью, и снова атаковал,
теперь уже осторожно. Но его техники было недостаточно, а мое тело
будто бы впитало рефлексы взрослого меня. Когда он ударил правой, я
достал его апперкотом. Чума поднял вторую руку и получил боковой в
голову. Покачнулся, тряся башкой.