— Илья Каретников, — продолжил директор. — Тебе слово.
Краснеющий Илюха – зрелище редкое и малоэстетичное. Он
покрывался пятнами, словно хотел заплакать, и у него багровел
нос.
— Мне нравится, как сказал Павел, — отчеканил он, вставая. – Мне
добавить нечего.
Потом высказался Меликов, как самый проблемный из нас.
— Геннадий Константинович, я это… Мы, короче, — он потер
кровоподтек на щеке. – Мы пошли на трубы, чтобы наших не побили.
Проверить. – Рамиль покосился на отца – сурового толстого мужика,
похожего на падишаха из сказки. – Мы не хотели прям все драться…
Короче, я согласен с Мартыновым.
Когда ему предоставили слово, Чабанов прогудел:
— Поддерживаю Павла. Надо помогать друг другу.
Его родители относились к провинности сына лояльно и не просто
не нервничали, а, похоже, гордились Димоном. Я их видел на
выпускном в девятом классе и не запомнил, а сейчас рассмотрел: отец
— высокий, безгубый, но большеротый мужчина с суровым квадратным
лицом, увенчанным ушами-локаторами, мать — маленькая носатая
женщина с темным пухом над губой, похожая на землеройку.
Ну а стеснительный Минаев вскочил, брякнул:
— Я за правду. – И сел на место.
Все они понимали, что прямо выкатывать претензии Чуме — на языке
гоп-команды – западло. Не делают так, не подписывают взрослых. Но
каждое неловкое слово друзей было… осязаемым, теплым, и холод у
меня за грудиной сменялся теплом. Никогда, ни разу в жизни я не
ощущал, что настолько не один! И это, черт побери, до одури
здорово!
Директора наши ответы не порадовали, он рассчитывал, что мы
начнем ябедничать и оговаривать Чуму, потому он прищурился и
прошипел:
— Какое странное единодушие! Вы состоите в сговоре?
Вопрос адресовался мне, я встал и ответил:
— Нет, мы просто дружим, а друга в беде бросать нельзя. Разве
это неправильно?
Директор махнул рукой и отвернулся, ему нечего было возразить.
Пришла очередь беспредельщиков отвечать за свои деяния. Дрэк поднял
Барика. Он потупился и проблеял:
— Извините, пожалуйста, я больше так не буду.
— Что не будешь? – рыкнул его отец, занес руку для удара, но
сжал кулак.
— Начинать драку. Я был неправ, что наехал на Меликова.
— И-и? – протянула Елена Ивановна со злорадством. – Что дальше?
Что ты должен сделать, а?
Пожевав губами, будто старик, Барик проблеял, глядя в пол:
— Рамиль, извини меня.