А
еще — окованные железом сундуки, монументальная печь с
полатями, стол с кухонной утварью и полки, сплошь
заставленные стеклянными бутылями и банками, глиняными
кувшинчиками и горшочками, деревянными бочоночками. Больше
всего хижина походила на обиталище знахарки. Да и куда бы еще
приволокли раненого, если не к целительнице?
Я
попытался перевернуться на бок и сползти с тюфяка, но в груди
немедленно разгорелось жгучее пламя и легкие начал рвать
невыносимый кашель. Пришлось повалиться обратно и замереть в
ожидании, когда наконец минует приступ.
Скрипнула дверь, с улицы ворвались
клубы морозного воздуха, закружились над полом, быстро
развеялись. Хозяйка скинула длинную шубу, посмотрела на меня,
осуждающе покачала головой и принялась разуваться. Затем
наполнила из стоявшей на столе кастрюльки глиняную кружку,
подошла и дала напиться. Кашель отступил, и я с облегчением
перевел дух.
Целительница оказалась совсем молодой
еще девчонкой с волосами, отливавшими тусклым серебром, и
льдисто-серыми, едва ли не бесцветными глазами. Невысокая, бледная
и худенькая, в простом невзрачном платье. А вот лицо
выглядело очень живым и выразительным, правда, сейчас его
сковало непонятное напряжение. Узкая ладошка с длинными
тонкими пальцами вытерла выступивший у меня на лбу пот; я собрался
с силами и прохрипел:
—
Где я?
Маска напряженного отчуждения треснула,
в уголках девичьих глаз залегли смешливые
морщинки.
—
Здесь. Ты — здесь. Лежишь на тюфяке в моем доме.
Я
был не в настроении шутить, каждое слово рвало легкие болью,
разжигало в груди огонь, разливалось меж лопаток мерзкой
ломотой. Ангелы небесные! Да что со мной такое?!
Несколько неглубоких вдохов помогли
собраться с мыслями, и я продолжил расспросы:
—
Кто ты?
Девушка задумалась и ответила далеко не
сразу.
—
Знахарка, — в итоге сказала она, а после явственной паузы
добавила: — Меня зовут Марта.
Говорила знахарка на
североимперском наречии чисто, но как-то слишком
неуверенно, словно сначала фразы строились на каком-то другом
языке. Ей определенно не хватало практики.
—
Филипп, — представился я и сглотнул, пытаясь избавиться от
неприятной щекотки в горле, предвестницы сухого и злого
кашля. — Как я сюда попал, фрейлейн Марта?
Из
голубовато-серых глаз с необычайно крупными зрачками враз
пропало всякое веселье. Марта поправила шерстяное одеяло и,
глядя куда-то в сторону, произнесла: