—
Я заплачу за лечение, фрейлейн, — пообещал я.
Та
глянула на меня, и в льдисто-серых глазищах мелькнула
несомненное веселье.
—
Заплатишь, — кивнула знахарка так, будто иначе и быть не
могло, обулась, облачилась в шубу и вышла за дверь. Насколько
удалось заметить, снега там намело почти по
колено.
Стоило бы подняться и хоть немного
размяться, но по здравом размышлении я делать этого не стал.
Пусть самочувствие и улучшилось, а приступы кашля сегодня почти не
донимали, до полного выздоровления все же было еще далеко.
Меня лихорадило, тело ломило.
Холодянка и
лихоманка? Знать бы еще, что это за напасти…
Я
попытался обратиться к незримой стихии, но нисколько в этом
не преуспел, лишь закружилась голова. Для работы с эфиром
следовало хоть немного окрепнуть.
Солнце начало клониться к закату,
слюдяные окошки налились оранжевым сиянием, понемногу стали
сгущаться тени. Со скрипом распахнулась дверь; Марта закатила
внутрь заиндевевшую кадку, выставила ее у печи, вышла и
вернулась с парой деревянных ведер. Вывалила заполнявший их
снег в бадью и вновь скрылась на улице.
Я
перевалился на бок, откашлялся и принялся с интересом следить
за действиями девчонки. После кадки знахарка наполнила снегом
котел и поместила его в печь, а некоторое время спустя слила
кипяток в бадью и начала перемешивать его палкой. Затем рукой
оценила температуру воды и поставила растапливаться очередную
порцию снега.
Вскоре над кадкой заклубился пар,
воздух в доме смягчился, запах трав усилился пуще прежнего. В
отдельной кастрюльке Марта заварила какие-то ягоды, еловые иглы,
листья и корешки, вылила пахучий настой в бадью, и по комнате
разошелся густой аромат хвои. После этого знахарка оценивающе
взглянула на меня и принялась закатывать рукава
платья.
Я
спокойно выдержал взгляд льдистых глаз, про себя гадая,
сколько же лет моей хозяйке. Ей с равным успехом могло
оказаться и пятнадцать, и двадцать — едва ли больше и никак
не меньше, — а вот точнее определить возраст не получалось. Лицо
отличалось правильными чертами и показалось бы даже красивым,
если б не его предельная худоба. Из-за этого линия подбородка
выглядела излишне жесткой, а губы — слишком тонкими, ситуацию
лишь отчасти скрашивали высокие точеные скулы. И глаза.
Льдинки голубовато-серых глаз смотрели из-под светлых, практически
белых волос на редкость пронзительно и строго. Слишком уж
взросло.