—
Я возвращалась из города, когда наткнулась на тебя. Ты
истекал кровью. Замерзал.
Девичье лицо помрачнело, вспоминать о
случившемся знахарке точно не хотелось. И я не мог ее за это
осуждать. Все же не каждый день натыкаешься ночью на раненого
незнакомца.
Важно было совсем другое: она не
оставила меня умирать. Не бросила, хоть и могла, а выходила.
Это дорогого стоило.
—
Моя рана… — просипел я, тщетно пытаясь перебороть кашель. —
Она…
—
Зажила, — уверила меня Марта. — Но на ее лечение ушли все мои
силы, а ты слишком ослаб и замерз, началась лихоманка и
грудная холодянка. Летом я бы не допустила такого, а
сейчас лес спит. Придется полагаться на отвары.
Названия болезней ни о чем не говорили,
и оставалось лишь надеяться, что они не прикончат меня, как
едва не прикончил загнанный в спину нож. А раны в пояснице я и в
самом деле больше не ощущал, словно и не пропарывало плоть
стальное острие.
—
Лес спит? Тебе не хватает трав? — выдавил я из себя и стиснул
зубы, из последних сил удерживая в себе кашель.
Марта странно глянула на меня, затем
подтвердила:
—
Именно так, — но подтвердила с едва скрываемой усмешкой,
будто говорила с неразумным ребенком.
Не
в силах больше сдерживаться, я принялся выкашливать
собственные легкие, тогда знахарка отошла к столу. Вскоре она
вернулась с теплым молоком, молча и решительно влила его мне
в рот. Не подавился лишь чудом.
—
Спи! — приказала Марта. — Тебе надо больше спать!
Я
кое-как отдышался и спросил:
—
Долго я здесь?
—
Не слишком.
—
А точнее? Какой сегодня день?
Думал, ответа уже не дождусь, но сквозь
подступающую дремоту все же расслышал:
—
Вчера начался стужень.
Миг я силился понять ответ знахарки,
потом коротко выдохнул:
—
Ангелы небесные!
Стужень! Народное название двенадцатого
месяца!
Я
провалялся в бреду без малого три седмицы!
2
На
следующий день меня напоили куриным бульоном, наваристым и
прозрачным. Изменение в рационе донельзя порадовало, иначе
желудок рисковал окончательно присохнуть к позвоночнику.
Отощал ужасно.
Запив бульон травяным настоем, я
выпростал из-под одеяла правую руку и посмотрел на едва ли не
полупрозрачную кисть. Опустил ее, потряс, и перстень легко
соскользнул с пальца, со звоном покатился по полу.
Марта подошла и, не говоря ни слова,
убрала серебряную, с золотой накладкой университетского герба
печатку на одну из полок.