Затем пришел черед упражнений с жезлом,
и поскольку в обращении с волшебными палочками я никогда
особой ловкостью не отличался, то начал с отработки простейших
связок. Левой рукой, как и большинству правшей, действовать
было не слишком сподручно, поэтому дело продвигалось со
скрипом, но я работал. Крутил петли, вычерчивал дуги, вязал
узлы, разучивал связки и переходы. И мало-помалу в своих
упражнениях преуспел до такой степени, что рискнул перейти к
плетению полноценных заклинаний, благо, листая учебник Уве,
успел освежить теоретические познания и худо-бедно
представлял, чего именно хочу добиться.
На
первоначальном этапе я не касался жезлом эфира вовсе и
отрабатывал порядок действий простыми махами, затем начертил
на полу круг святого Варфоломея и стал действовать в полную
силу. Пропитка льняным маслом и настойкой корня мандрагоры не
сделала дубовую палочку липкой, но всякий раз ладонь словно
приклеивалась к дереву и полностью теряла чувствительность, а
пальцы и вовсе будто замораживало. Помимо этого вырезанные на
жезле формулы самым серьезным образом снижали магическую
отдачу, и хоть укусы призрачных ос по-прежнему вспыхивали на коже
бессчетными точками, теперь они просто напоминали о давней
травме, а не пронзали плоть раскаленными спицами и не
заставляли гореть руку нестерпимым огнем. И это меня
откровенно радовало.
Я
совсем уж вознамерился сделать из второй заготовки запасной
магический жезл, но не успел. Увы и ах, в очередной раз
настигло полнолуние…
2
Дорога тянулась через выжженные летним
зноем поля, огибала апельсиновые деревья и сразу закладывала
новую петлю, опоясывая подножие невысокого холма. Бурая лента
вытоптанной земли не поднималась к пологой вершине с ветряной
мельницей, лишь охватывала желтевший пожухлой травой склон и
терялась из виду за возвышенностью.
Я
и понятия не имел, что поджидает нас за поворотом, и это
обстоятельство меня откровенно нервировало. Впрочем, сейчас
меня нервировало решительно все. Зависшее в зените солнце
жарило просто немилосердно, пот стекал из-под шляпы и катился
по вискам, пропитывал закрывавший низ лица платок. Одежда давно
посерела от клубившейся в воздухе пыли, глотка пересохла, на
зубах скрипел песок.
Святые небеса! Плачу золотой за
пригоршню снега!