Я
не стал подглядывать и закрыл глаза. Хотелось спать, да и в
любом случае было слишком темно…
На
следующее утро разбудило пение. Негромкое и приятное, оно
вырвало меня из дремоты, заставило встрепенуться, продрать
глаза и оглядеться по сторонам.
Пела Марта. Она сидела у окна, напевала
что-то негромко и штопала дыру на пропоротом ударом ножа
плаще. Выстиранное и починенное белье, рубаха и штаны уже лежали
рядом с тюфяком.
—
Разбудила? — огорчилась девчонка, заметив мое
движение.
—
Вовсе нет, — уверил я ее.
Голос знахарки был весьма мелодичным,
ее пение и в самом деле нисколько не мешало. Но Марта
замолчала, лишь продолжила что-то едва слышно мурлыкать себе под
нос.
Я
натянул исподнее, затем уселся на тюфяке и выгнулся,
разглядывая поясницу. Удар ножом не был наваждением: на коже
белел шрам, очертаниями отдаленно напоминавший запятую. След
смещался вниз и в сторону, как если бы я сам расширил рану,
разворачиваясь к убийце. Именно к убийце! По всему выходило,
что нож проткнул почку, ранение, вне всякого сомнения, было
смертельным.
Святые небеса! Не наткнись на меня
знахарка, давно отпели бы и закопали в мерзлую землю!
Немудрено, что нападавший не стал тратить время на то, чтобы
добить. Дело было сделано одним-единственным ударом. Но кто и
за что?
И
как умудрилась знахарка поставить меня на ноги? Никакие
целебные травы не смогли бы заживить рану столь быстро. Три
седмицы для подобного ранения не срок.
Я
хотел было справиться о своем необъяснимом исцелении, но
вновь начался приступ кашля. На этот раз — не сухого и
рвущего болью легкие, а влажного, рот наполнился мокротой. И
что делать? Не плевать же на пол?
Я
начал перебирать одежду в поисках носового платка; Марта
поняла мои затруднения и подсказала:
—
У двери.
Прошлепав босыми ступнями по холодным
доскам, я заглянул в небольшой закуток и обнаружил там
наполненное свежим снегом ведро. Сплюнул в него мокроту, затем
использовал по прямому назначению, помочившись. Поясницу со
стороны проткнутой почки неприятно кольнуло, закружилась
голова.
Я
оперся на стену и немного постоял так, после вернулся на
тюфяк. Прогулка в пару десятков шагов оставила без сил, но
удивляться этому не стоило — отощал просто жутко. В нынешнем
состоянии меня легко возьмут экспонатом в любой анатомический
музей.