И поземка подтягивала
за спиной, шелестела испитым многоголосьем кодлы-матушки:
-- И с ночи до зари
Шестерки-козыри,
Шестерки-козыри
Крапленых карт...
* * *
От избы правления
ссыльные пошли врозь, каждый в свою сторону, сопровождаемые гурьбой
ребятишек, также разделившихся надвое.
-- Эй, Акулька,
жихорица! айдате с нами, варнака смотреть! и-эх!.. -- все орал,
повизгивал давешний крикун и, не дождавшись ответа от вздорной
Акульки, бежал за мужчиной, которого называли Друцем.
За женщиной увязалось
совсем немного детворы.
Трое-четверо малявок
да дура-Акулька, вертлявая девка с мелкими, старушечьими чертами
рябого личика.
Ветер гулял вокруг,
шалил, закручивал фейерверк метели.
Чш-ш-ш...
[1] Большая барыня (ром.).
Так! на скользких путях поставил ты
их,
и низвергаешь их в пропасти.
Псалтирь, псалом 72
Во дворе мужик возился
со старой телегой: колесо менял.
От широкой спины вовсю
валил пар.
Нет, не мужик, как
тебе показалось сперва -- парень. Совсем молодой. Просто не по
годам рослый, длиннорукий, весь какой-то корявый, словно спать
заполночь лег мальчонкой голопузым, а проснулся засветло
здоровенным детинушкой, и теперь не знает, куда девать случайную
силу.
Небось, в драках на
льду зачинщиком выставляют; ему свинчатку в рукавице прятать ни к
чему, и без того быка кулаком валит.
Помнишь, Рашка? --
тогда ты задержалась в воротах. Тесно ощупала взглядом одного из
тех случайных людей, с кем теперь придется жить долго, дольше, чем
хотелось бы, но куда меньше, чем... да что там зря врать самой
себе! -- и меньше тоже, чем хотелось бы.
Это ты знала
доподлинно.
До немоты в
обмороженных пальцах.
-- А-а, -- понимающе
буркнул парень через плечо, заприметив гостью, и не добавил
ничего.