— Ради вашей былой любви ко мне...
ради наших детей... — продолжала молить графиня.
— Замолчи, тварь! — ледяное
спокойствие враз слетело с графа, и он с такой яростью ухватил жену
за горло, что слуги испугались, что сейчас он может переломить ей
шею. — Да если бы наши дети хоть немного походили на тебя, я разбил
бы им головы о стены и стер бы последнее напоминание о своем
позоре! Будь ты проклята, бургундка! Ты и твои потомки, все, кто
будут смотреть на мир твоими глазами, говорить твоими устами,
прельщать твоими волосами, иметь твою душу!..
Солнце померкло. Валеран покачнулся и
чтобы удержаться на ногах, отпустил горло жены, судорожно вцепился
в конскую гриву. Слуги часто крестились. Над головами стремительно
собирались тучи и через пару мгновений ливнем обрушились на землю,
смывая с тела несчастной кровь и пыль. Графиня неподвижно стояла
под струями дождя и смотрела прямо в глаза мужа:
— Я умираю невинной, — тихо сказала
она, — и буду молить Всевышнего простить вас за причиненное мне зло
и защитить моих детей от отцовского проклятия.
Валеран презрительно усмехнулся. Он
не отвел глаз, когда слуги связали его жене руки за спиной,
продолжал смотреть, когда ее подвели к дереву и накинули на шею
петлю. Он смотрел до конца, а когда все было кончено, взлетел в
седло, бросив лишь один короткий приказ «Едем», и с такой прытью
сорвался с места, что слуги вновь принялись креститься, опасаясь,
не вселился ли в их господина Дьявол.
... Конь встал и граф сполз наземь.
После бешеной скачки в никуда, земля уходила из-под ног, а
взмыленный конь дрожал как осиновый лист. Валеран не понимал, где
находится, и даже не вполне осознавал, день царит вокруг или ночь.
Лишь одна мысль билась в сознании графа: конь не виноват... Конь не
виноват в том, что его предала жена. Конь не виноват в том, что его
предал король. Конь вообще ни в чем не виноват.
Валеран взял повод и поплелся к
ближайшему строению. Измученный серый с трудом переставлял ноги,
но, оказавшись за плетеной оградой, окончательно остановился, и
Валеран повалился в грязь.
— ... повесил и даже исповедоваться
не дал... — смутно знакомый голос сверлил мозг графа, и он повернул
голову. — ... ищут... боятся, как бы шею не свернул...
— Ну, нет, пусть сначала свернет шею
своему королю, — хохотнул еще кто-то и Валеран приподнялся,
стараясь рассмотреть, что за мерзавец посмел насмехаться над его
горем.