Кардинал с сомнением покачал головой,
но Броссар решительно повторил:
— Я буду поддерживать позицию мадам
Екатерины. Их величества король и королева Наваррские также с ней
согласились.
— Еще бы, такая честь для мелких
корольков! — фыркнул Шарль де Лоррен.
— Вы можете думать о них, что угодно,
но от этого Антуан де Бурбон не перестанет быть одним из первых
принцев крови. Так что ваш брат, Шарль, остается в одиночестве.
— Ну, не совсем в одиночестве.
— А разве вы не собираетесь
поддержать меня? — улыбнулся Броссар. — Мне казалось, с
вами можно договориться.
Прелат рассмеялся:
— А вы и впрямь опасный человек, Броссар. Кто бы мог подумать.
А, впрочем... так тому и быть. По рукам.
Когда через неделю шевалье де Броссар
сообщил воспитаннику о поездке в Лош, поездке в сопровождении
кузенов и свиты, Мишель одновременно обрадовался и испугался.
Все-таки мальчик никогда прежде не посещал Лош и потому не знал,
чего от подобной поездки ждать. Юный граф не верил, будто опекун и
воспитатель способен совершить что-либо противное его интересам, но
чувство страха почему-то не оставляло шевалье и он втайне вздыхал,
что предпочел бы съездить в свое владение без кузенов. К сожалению,
дело было сделано, многочисленная свита собрана, и кортеж двинулся
в дорогу под охраной целой роты швейцарцев, которой командовал
молодой барон де Нанси, и десятка лотарингцев под командованием
графа де Мейнвиля.
Сильные кони, нарядные носилки и
пышные одеяния солдат привлекали к кортежу толпы народа, и Мишель с
неожиданной радостью заметил, что придворные стали поглядывать на
него с почтением. Главным основанием для подобной почтительности
было то, что отпрыск младшей ветви дома Лорренов пригласил в свои
владения сыновей двух королей, и его приглашение было принято.
Второй причиной для почтительных восторгов стала собранная
королевой-матерью свита. Господин де Броссар не торопил юных
путешественников, поэтому поездка четырех кузенов была весьма
приятна и познавательна, а придворные, всегда безошибочно
чувствующие, куда ветер дует, перестали за глаза называть юного
графа «этот провинциал», предпочитая именовать мальчика «его
сиятельством» и «графом де Лош».
Мишель де Бар сиял, чувствуя, что
жизнь вновь стала прекрасной. Даже то, что кузены именовали его
Жоржем, более не расстраивало юного вельможу, и он чувствовал, что
это имя гораздо больше подходит к окружавшему его столпотворению,
блеску и веселью, чем скромное домашнее имя «Мишель». Дядюшка Гиз
был не так уж и неправ. Впервые за последние пару недель Мишель
подумал о дяде Франсуа с благодарностью.