Когда через пять лет заточения
тринадцатилетний Франсуа и двенадцатилетний Анри наконец-то
предстали пред своим отцом, король, а вместе с ним и весь двор были
потрясены. Вопреки опасениям Франциска, боявшегося увидеть
испуганных и изможденных малышей, в Лувр торжественно въехали
сильные, уверенные в себе, вполне самостоятельные шевалье.
Возможно, строгое заточение заставило подростков побледнеть и
похудеть, однако это только придало принцам утонченность, которой
прежде не обладали толстые и неуклюжие карапузы. Благодаря
неустанным заботам воспитателя молодые люди обзавелись прекрасными
манерами, не забыли родной язык, помнили о своем высоком положении
и предназначении, свободно говорили по латыни, гречески, испански и
итальянски и хотя не обладали поэтическим даром отца, могли слагать
сносные вирши.
Очарованный новым обликом сыновей
наихристианнейший король вообразил, будто они более не нуждаются в
наставниках. Таким образом, официально Броссар был лишен звания
воспитателя королевских детей, но сохранил такую крепкую
привязанность принцев, что вряд ли можно было найти хотя бы и
незначительное дело, которое бы Франсуа и Анри не обсуждали с
достойным дворянином.
Не все подданные короля Франциска
обрадовались появлению на придворном небосводе новой звезды, однако
интриги против шевалье неизменно оказывались тщетными. Дело в том,
что испанская тюрьма оказала гораздо большее воздействие на
благородного дворянина, чем на его воспитанников. Господин де
Броссар стал сдержаннее, строже, вольно или невольно перенял
суровые манеры испанских грандов, перестал рядиться в шелк и атлас
самых ярких тонов и вообще научился довольствоваться малым. Нельзя
сказать, будто шевалье чуждался роскоши, однако расшитый серебром
черный бархат, белоснежный батист и великолепные брабантские
кружева казались почти аскетичными на фоне разноцветных нарядов
придворных. Да и поведение де Броссара было настолько безупречным,
что придворные не могли найти у него ни одной слабости. Даже
отсутствие у шевалье любовницы при веселом и распутном французском
дворе не вызывало ничьих пересудов и Броссар единодушно был признан
образцом благоразумия, рассудительности и благородства.
Стать всеобщим идеалом — значит
покрыть себя неувядаемой славой, но вместе с тем и состариться
раньше времени. И правда, в свои тридцать два года шевалье де
Броссар чувствовал себя постаревшим и потому впервые попытался
подумать о своей любви беспристрастно.