И вот годы стремительно летели, между
королем Франциском и его сестрой королевой Маргаритой все чаще
вспыхивали ссоры, на Гревской площади все чаще жгли еретиков, а
связь принца Генриха с Дианой де Пуатье приводила ко все более
пагубным последствиям. Когда из-за внезапной смерти старшего брата
Генрих стал дофином, красавица Диана беззастенчиво запустила
коготки в казну принца, в ожидании того мига, когда перед ней
распахнется казна королевская, и пуще прежнего принялась раздувать
пламя религиозной розни. Броссар понял, что должен что-то
предпринять, должен разорвать пагубную для Франции связь дофина с
хищницей, должен показать молодому человеку его возлюбленную в ее
истинном виде, даже если это причинит бывшему воспитаннику боль. «В
конце концов, — утешал себя шевалье, — хирург также причиняет боль
раненному, но делает это для его же пользы».
Усилия господина де Броссара не
остались тайной ни для любовницы дофина, ни для его жены. И если
молодой принц, никогда не будучи особенно догадливым, не понял
смысла речей Броссара, то обе женщины все прекрасно поняли. Молодая
дофина испугалась. Немолодая любовница разгневалась.
Как следует поразмыслив и признав,
что шевалье де Броссар может оказаться опасным противником, Диана
постаралась настроить возлюбленного против воспитателя, но
преуспела в этом не больше, чем господин де Броссар. Вечной
красавице пришлось выслушать речь дофина, богато украшенную
латинскими выражениями и цитатами из рыцарских романов, в которой
молодой человек восторгался своим наставником, уверяя, будто именно
ему обязан воспитанием глубоких чувств к даме сердца и уроками
постоянства.
Конечно, молодой человек догадался,
что прекрасная Диана недолюбливает господина де Броссара, но принял
это за счет ревности до безумия влюбленной женщины. Не на шутку
польщенный любовью двух столь дорогих для себя людей, дофин сообщил
Диане, что решил поручить господину де Броссару воспитание своего
новорожденного сына Франциска, для чего воспитателю придется
отправиться в Амбуаз.
Диана де Пуатье замолчала, а
простодушный Генрих вообразил, будто смог хотя бы на время оградить
любимого воспитателя от ревности возлюбленной. Если бы дофин мог
прочесть мысли дамы, он бы не на шутку испугался, ибо гнев
оскорбленной женщины перешел в настоящую ненависть, стоило
красавице сообразить, какое влияние на Генриха окажет Броссар, став
воспитателем его детей. Нет, подобную честь Диана не желала
доверять никому, кроме себя и своей дочери, герцогини Буйоннской.
Оставив дофина в приятном заблуждении, будто он всех примирил,
Диана поспешила за советом и помощью к своим родственникам
Гизам.