От ярости в груди Жанны заклокотало,
и она подумала, что титулованные щенки сговорились довести ее до
безумия. Следовало избавиться от обоих, пока история не наделала
шума, и... Конечно! Жанна с облегчением перевела дух. Возникший
план был прост до гениальности.
— Увы, мой благородный Ланселот, это
невозможно... — скорбно произнесла дама и сделала вид, будто
смахивает с ресниц слезы. — Я не могу навлекать на вас погибель, а
на себя позор.
— Вы, должно быть, не поняли,
дорогая, — попытался вразумить Жанну граф. — Я говорю не о позоре,
а о честном браке.
— Мой прекрасный рыцарь... мой
Ланселот... — шептала красотка, и слезы одна за другой стекали по
ее щекам. — Как вы благородны, как вы великодушны, но — увы! — вы
не знаете, сколь коварен и жесток королевский двор...
Его сиятельство с облегчением
рассмеялся.
— Боже, да какое нам дело до этого
двора? Вы не любите его, я знаю. Я тоже к нему равнодушен. Так что
ж? Мы обвенчаемся, и я сразу увезу вас в Фоканберж. Там вы будете
моей королевой и если захотите, сможете завести собственный
двор.
Жанна покачала головой.
— Вы много не знаете, мой Ланселот...
О, Боже, Боже мой, как мне признаться?
— Неужели вы меня больше не любите? —
побледнел молодой человек.
— Не любить вас! — вскочила Жанна. —
Нет, мой Ланселот, я навеки ваша Джиневра, но именно поэтому мы
должны расстаться. Я не перенесу, если с вами случиться
несчастье.
Юноша испуганно смотрел на плачущую
Жанну и, в конце концов, робко попросил объяснить смысл ее
слов.
— Так слушайте, друг мой. Мы,
женщины, несчастнейшие существа на свете. Нас подстерегают сотни
опасностей, сотни ловушек, и я вряд ли ошибусь, если скажу, что нет
такой счастливицы, которой бы удалось их миновать. Со всех сторон
за нами следят хищные взгляды охотников, злые языки превратно
истолковывают каждый наш шаг. Если мы молимся — нас называют
лицемерками или святошами, если смеемся — легкомысленными или даже
распутными. Надо ли вам говорить, мой Ланселот, что для испорченных
придворных женщины — всего лишь игрушки, обязанные исполнять любые
их прихоти. Но вы знаете меня — я не такова. Я не пожелала быть
забавой развращенного юнца. И вот... Негодяй поклялся убить любого,
на кого обратится мой взор, а меня саму — Боже! Как стыдно об этом
говорить! — меня он поклялся похитить и взять силой...