Кимитакэ долго и бесплодно пытался объяснить отцу, что почерк и
характер не могут связаны и что при должном упорстве можно освоить
любой почерк, хоть классический, хоть неумелый. Причём неумелый
подделать куда сложнее.
Отец в ответ возражал, что Кимитакэ не видит этого Например, ―
хватит ли у кандидата хитрости нанять профессионального
каллиграфа.
Дедушка, напротив, считал ненужные вещи проявлением подлинного
аристократизма и высокой культуры. Потому что человек низкий жизнь
проживает, а культурный ― стремится её украшать.
***
Это случилось душным, звенящим от напряжения летним вечером. Не
помогала даже дверь, распахнутая в садик. Сам воздух пропитан был
ужасом.
Много позже, сидя над дневником и вспоминая этот эпизод,
Кимитакэ задумался ― точно ли воздух был пропитан ужасом или стал
таким уже в воспоминании? Быть может, так и работает сильное
потрясение ― словно чай, пролитый на страницу, он окрашивает в свой
цвет испуга и прошлое, и будущее, так что мы начинаем вспоминать их
совсем по-другому. На этом могут быть основаны легенды о вещих снах
и тревожных предчувствиях ― ужасное происшествие просто окрашивало
воспоминания несчастливого дня в свои краски.
И именно это объясняло, почему люди, несмотря на все предвестья
бед, чуяли их ― но не делали ничего, чтобы предотвратить.
Письмо пришло с вечерней газетой. Газету дедушка просмотрел и
отшвырнул ― он читал только те статьи, в которых упоминался он сам,
и ещё роман с продолжаением на предпоследней странице. Но сейчас
ему было не до литературы.
Вместе с газетой пришло письмо ― большая редкость в то время. На
конверте из неожиданно дорогой и плотной для военных времён бумаги,
стоял только адрес и имя, старательно выписанные в не очень
популярном стиле чжанцао.
На почте конверт специально завернули в газету, чтобы не вызвать
подозрений у излишне ретивых активистов Ассоциации Соседей.
Дедушка держал запечатанный конверт двумя пальцами и смотрел на
него, как на величайшую драгоценность.
― Кто знает, внучек, может быть, это от женщины…― мечтательно
произнёс он.
― От какой женщины?― спросил Кимитакэ.
― Сейчас вот узнаем. Пахнет,― Садотаро понюхал конверт,―
почему-то глицинией.
Он нацепил пенсне и долго искал канцелярский нож ― потому что
рвать такой прекрасный конверт было бы непристойно. В конце концов
Кимитакэ не выдержал и сбегал за своим. Садотаро осторожно разрезал
бок конверта, потом поднялся и подошёл к открытой двери, что вела в
сад.