Я не знал, что ответить генсеку на подобные откровения и потому
продолжал молчать. А он неторопливо развивал свою мысль:
— Поэтому нами принято решение не отменять решения вашей
Коллегии, а немного дополнить их. Есть предложение утвердить
должность Особого Комиссара партийного контроля при руководстве
Объединенного государственного политического управления. И в задачу
этого человека будет входить надзор за решениями, принимаемыми этой
вашей новой «тройкой», с точки зрения политики партии. А кандидата
на эту должность представит наш Москвин. Не такой, как у вас,
поддельный, который Трилиссер, а самый настоящий, Иван Михайлович
Москвин, заведующий Организационно-распределительным отделом
ЦК.
Сталин взглянул на большие напольные часы с маятником, стоящие в
другой части его обширного кабинета напротив длинного стола для
совещаний, и добавил:
— Уже скоро они подойдут. А пока я хочу услышать от вас, что там
с троцкистами в Горках?
Я начал докладывать и уже рассказал почти все, когда сначала
раздался телефонный звонок, на который Иосиф Виссарионович ответил
коротко: «Пусть войдут». А потом дверь в кабинет открылась, и
внутрь вошли двое. Первый из посетителей оказался мужчиной лет
сорока на вид, среднего роста и средней комплекции, почти полностью
облысевшим, но с усами, выращиваемыми, судя по всему, в подражание
Сталину.
Такая уж была в 1928 году кремлевская мода носить усы. Впрочем,
и сам Менжинский, то есть я, усы тоже прилежно растил и причесывал
их по утрам перед зеркалом, подстригая ножницами лишние волоски,
чтобы поддерживать размер и приличную форму этой статусной лицевой
растительности. Так что во внешности человека, вошедшего в кабинет
генсека первым и вежливо поздоровавшегося, не было ничего
необычного.
Второй же мужчина, вошедший следом за первым и помоложе него лет
на пять, сразу обращал на себя внимание маленьким росточком метра в
полтора с небольшим. И я, разумеется, невольно разглядывал именно
его, отметив, что одет этот миниатюрный человечек во все кожаное.
Не только его пиджак, штаны-галифе, сапоги, но и жилетка были сшиты
из хорошо выделанной черной кожи, а на голове сидела фуражка без
кокарды, но тоже кожаная. Широкие штаны и куртка, намеренно
расширенная в плечах, скрывали тщедушное телосложение этого почти
карлика. В лице его под прядью черных курчавых волос, выбившихся
из-под головного убора, было нечто неприятное, словно какая-то
звериная хитреца, которую он хотел бы скрыть от окружающих,
прорывалась наружу сквозь близко посаженные к переносице на фоне
желтоватой кожи карие глазенки. И никаких усов он не носил.