Нарушить запрет на разговоры мог позволить себе только Свитти.
Лучший ученик деревенской школы.
— Ты родилась неграмотной и неграмотной помрешь! — заявлял он
при случайной встрече. — Вот, смотри, что мы читаем с Хродом!
Видела? Видела?
Он показывал Белке затрепанную и засаленную книжицу из пары
десятков листов. Побывавшую в липких ручках сотни учеников, но для
Белки недостижимую, как звезда на небе.
— Можешь прочитать, что здесь написано? Не можешь! —
торжествовал Свитти, тыча книжкой Белке почти в лицо. — А я могу:
«О коловратном движении корпускул» она называется. Хотя куда тебе с
твоим тупым умишком знать, что это такое. Ты даже слов таких не
понимаешь! А я понимаю! Я учусь!
Она открывала рот, но Свитти презрительно затыкал ее:
— Завидно? Завидуй молча, никчемный неуч!
Было обидно. И на самом деле завидною. И, если на тычки и швычки
Белка всегда могла ответить пакостью или ударом, то тут отыграться
было нечем. Не умела читать и писать в деревне она одна,, даже
среди девчонок. В обучение ее никто не взял бы, кроме Хродихи,
которая и сама была полуграмотна, а учила только бабскому ремеслу —
прясть, ткать, штопать, плести из лыка, подшивать нехитрую
деревенскую обувку. Но это, по общему понятию, было не учение. К
развитию не вело, просто помогало выживать. Ведь Белку за работу
кормили и давали кров.
Сегодня вялотекущая война с учениками Хрода вдруг вспыхнула с
новой силой. Возможно, потому, что Свитти встретился Белке не один,
а со всей ученой компанией, среди которой он был не самым старшим,
но самым крупным. Выше приятелей на голову. И, наверное, самым
умным, потому что очень громко кричал о своей учености. Сразу
понятно, кого выберет инспектор из всей школы, когда весной после
равноденствия будет проверка. И Свитти заберут учиться дальше. На
механика, на лекаря, а, может, даже на настоящего словарного
колдуна. Он выбьется в люди, взойдет по ступеням учености, его
талант получит развития... или как они там говорят... А Белка
останется гнить в болоте безграмотности, выхода из которого
нет.
«Никто! Никогда! Не станет тебя учить! — неслось Белке в спину и
горячей кровью звенело в ушах. — Потому что! Ты! Никчемная!»
Лучше волки, чем быть неучью и никогда не выйти из темной избы с
прялкой и ткацким станком. Лучше уж волки. Обычные или костяные,
все равно. Или разуться, раздеться и лечь в сугроб. Говорят, что от
холода — легкая смерть. Только холода-то и нет. Да и сугробы не
ахти, сыпучие. Зима только с виду и по календарю, а на самом деле
еще чуть, и все кругом таять начнет.