Время года? Похоже, осень. За окном — шум дождя, небольшого,
унылого.
Место? Зимний дворец? Определенно нет. Александровский дворец? Тоже
нет. Это дворец, пусть, но — деревянный.
Тогда где я?
Вдруг сиделка вскочила и склонилась в реверансе. А денщик,
напротив, вытянулся во фрунт.
Дверь отворилась бесшумно, и вошли они. Император Николай
Александрович и императрица Александра Федоровна. Mama и
Papa.
Mama подошла первой, стремительно. Papa медлил, видно, боялся
увидеть печальное.
— Alexis! Baby! Sunbeam! Алексей! — от волнения женщина называла
меня всеми семейными прозвищами. Или не всеми? — Тебе... Тебе
лучше?
— Здравствуйте, Mama и Papa, — поздоровался я еле слышно.
— Конечно, конечно, здравствуй, — нежно, но и нетерпеливо сказала
женщина. — Тебе лучше?
Настойчивая.
— Ещё нет, Mama. Но обязательно станет. Мне так сказали.
— Сказали? Кто? Врачи?
— Нет. Там, — и я поднял глаза к потолку. К купидончикам.
— Ты... Тебе... Кто?
— Вы молились... и вот... — я замолчал. Просто не было сил. И не
знал, что говорить. Когда не знаешь слов — молчи.
Женщина обернулась к Николаю Александровичу.
— Он услышал! Он услышал! — и заплакала.
Государь мягко отстранил Mama, и сделал шаг вперед. А потом второй.
Шел он через силу, словно по грудь в воде.
— Алексей, ты... ты как?
— Живой, Papa. И буду жить дальше. Твёрдое слово.
«Твёрдое слово» для императора что-то означало, потому что он
отвернулся — скрыть слезы.
— Плакать не нужно, я же не умер, а совсем наоборот, — сказал я, и
соврал. Алексей Николаевич Романов умер. Освободил тело. И мне
выдали ордер на вселение. Кто выдал, зачем, почему — не знаю. И что
стало с цесаревичем — тоже не знаю. Может, переселился, как
я.
Или нет.
— Мы не плачем, — тоже соврала Mama.
— Тогда я буду спать. Долго и крепко, — сказал я, и невежливо
закрыл глаза.
Мне больно, я слаб, и мне нужно подумать. Серьезно подумать.
Сквозь сон я едва слышал, как ушли Mama и Papa. Или даже не
услышал, а это мне приснилось. Если это, конечно, был сон. Сначала.
А затем как-то сразу — утро. То есть я понимал, что между вечером и
утром должна была быть ночь, понимал также, что она и была, но не
помнил ни снов, ни ощущений, ничего. Возможно, просто отключился,
потерял сознание. Как отключается смартфон при разряженном
аккумуляторе, не давая тому уйти в абсолютный ноль. По Кельвину.
Захотел серьезно подумать, а энергии на это не нашлось.