— Я не то, чтобы капризничаю, но снова поднимать рубашку — увольте.
Мне больно. После каждого осмотра мне хуже. Не буду. Так и запишите
в скорбном листе, мол, больной от осмотра отказывается, считая, что
лишние движения усугубляют течение болезни.
Доктора переглянулись. Думаю, их смутил не мой отказ, их смутили
мои слова. Синтаксис.
— Как вы переносите лекарства? — Боткина запросто не собьешь.
— Плохо. Аспирин в моем случае — средство неподходящее.
— Это почему же, позвольте узнать?
— Потому, что я так чувствую. Похоже, аспирин усиливает
кровоточивость, понижает свертываемость крови, которая у меня и без
того снижена донельзя. Само лекарство прекрасное, лекарство на
века, но вот при моей болезни — совершенно не годится.
— Откуда... Откуда вы это знаете?
— Я уже сказал — чувствую, — с достоинством ответил я. — Нельзя
игнорировать собственные чувства.
И тут к врачам подоспело подкрепление. Mama и Papa. Думаю, так и
было задумано: сначала доктора меня осматривают, а потом уже
родители усмиряют строптивого отпрыска. Если, конечно, он проявляет
строптивость. Докторам ведь лучше знать, что такое хорошо, а что
такое плохо. Тем более, светилам. Тем более, в таком числе.
Кстати, а почему их так много? Пятеро врачей? Нет, понятно, что я
не простой ребенок, я цесаревич, то есть официальный наследник
престола, но пятеро? Добавить двух, и будет та самая семёрка, у
которой дитя без глаза.
— Что, Алексей, как себя чувствуешь, — нарочито бодрым голосом
спросил Papa.
— Чувствую, что нужно брать дело в свои руки, — ответил я. —
Спасение утопающих — дело рук самих утопающих.
— Что? — Papa опешил. Его тоже смутил синтаксис.
— Болезнь моя, дорогой Papa, для науки пока — тёмный лес. Не
изучила её наука. Плохо знает. И поэтому лечения, несомненно
помогающего, нет. Не так ли, господа? — и я требовательно посмотрел
на докторов. Конечно, я — маленький мальчик, восемь лет —
только-только в гимназию. Но я — цесаревич, будущий император, во
мне — кровь самодержцев, привыкших повелевать, казнить и миловать.
Взять хоть Петра Великого — он лично и казнил, и миловал.
Собственноручно. Так пишут в двадцать первом веке. В любом случае,
решительный человек, такому поперек дороги становиться
опасно.
И доктора разумно решили не становиться.
— Вы правы, ваше императорское высочество, наука пока не полностью
постигла характер заболевания. Но это не только не исключает
врачебную помощь, а, напротив, делает её особенно
необходимой.