В этот день ворота по какой-то хозяйственной надобности оказались распахнуты настежь, обе створки, и двор просматривался почти полностью. Въезжавшие и выезжавшие со двора подводы немного мешали мальчику, который с самым независимым видом торчал напротив, через неширокий проезд, почти в самом створе ворот.
Пора уже было отправляться домой, иначе Лиззи и Агаша опять на него напустятся. Но ему так нравились статные лобастые псы с коротко обрубленными хвостами, по-хозяйски развалившиеся неподалёку от ворот, что даже чувствуя усталость мальчик в который раз откладывал «на минуточку» своё возвращение.
Вздохнув от сознания, что никто из домочадцев никогда не согласится завести такую необыкновенную собаку, к тому же скоро уезжать учиться, Алексей, бросив последний, прощальный, взгляд на собак, повернулся и побрёл к дому. И тут произошло непредвиденное.
То ли в предчувствии весны, то ли от раздражения из-за постоянно снующих работников и открытых ворот, то ли ещё по какой, только Богу ведомой, причине, но одна из собак, здоровая и пятнистый как телёнок, со всей своей немалой силой рванулась в сторону мальчика. Ошейник на её шее с жёстким хлопком лопнул, и почуявшая волю псина ломанулась со двора.
Алёша к этому моменту был спиной к воротам, успел пройти несколько метров и надвигающейся на него катастрофы не видел. И потому не успел испугаться, когда от неожиданного толчка оказался на дороге, лицом в рыхлом после дневного таяния тонком слое снега. Шапка его отлетела в сторону. Он почувствовал на затылке жаркое и влажное хриплое дыхание, а через мгновение звук хлыста, громкий скулёж обиженной собаки. Осознал, что кто-то поднимает и ставит его на ноги, отряхивая воняющей мокрой овчиной рукавицей...
– Лексей Петрович, живой? Не поломала тебе чего пса эта окаянная? – присев на корточки, с испугом и надеждой смотрел на потрясённого мальчика Ермил Каблуков-младший.
Окаянная пса с самым невинным видом сидела в паре метров в стороне, мусоля в слюнявой пасти Алёшину шапку. Из дома, не накинув даже полушубка, красный и жаркий, как после пары чая, выбежал отец Ермила.
– Господи, только б не зашибся! Что ж он молчит! Онемел с испугу! – запричитал над их головами, хлопая правой рукой по бедру, Каблуков-старший. Мальчик отрицательно покачал головой, и Ермил облегчённо засмеялся: