— У меня дело жизненной важности, — чеканю и толкаю дверь в уже
непосредственно в его кабинет.
Сдержанная лаконичная классика. Элегантная строгая мебель. По
стать хозяину.
О, сколько раз я уже успела осквернить это святилище своими
порочными криками. Когда большой босс Гена раскладывал меня на этом
огромном массивном столе… Хочу повторения! Мечтаю просто! Вернее,
раньше мечтала. А теперь... Хватит об этих глупостях.
Домечталась!
— Мэй? — вскидывает брови Геннадий, отрывая взгляд от
монитора.
И нежное интимное обращение больно царапает меня. Мне нравится,
как это звучит в его исполнении — низким, бархатным, чуть
хрипловатым голосом: Мэй… Мне всегда хватало, чтобы завестись. Вот
и сейчас приходится прогнать непрошеное возбуждение. Как и желание
коснуться этого предателя, провести рукой по щеке, тронуть
волосы…
— Зачем ты здесь? — встаёт из-за стола, складывает руки на
груди. Холодный строгий биг-босс. Такой он тоже заводит меня. — У
меня ещё много дел.
— А я быстро, — криво ухмыляюсь и шагаю вперёд, стараясь
игнорировать запах его туалетной воды смешанный с дорогим табаком —
запах моего мужчины… — Занесла тебе кое-какие бумаги.
— Бумаги? — удивляется он. — Разве я что-то забыл?
— Ага, — хмыкаю я и ныряю рукой в тот самый жёлтый конверт, что
судорожно сжимаю в руках, вытаскиваю на свет божий снимки и кладу
веером перед ним — сначала фото, потом документы, — сообщить мне
вот об этом…
Он бросает взгляд на разложенный перед ним фактаж и…
бледнеет…
— Мэй… — прямо слышу, как на его языке крутятся стандартные
отмазки: «Ты всё не так поняла!», «Я тебе всё объясню», «Она ничего
не значит…» Никогда не думала, что мы дойдём до этого.
Давлю слёзы, заталкиваю в себя крик и произношу почти
спокойно:
— За что, любимый?
Смотрю в его глаза, прежде такие родные и полные нежности, и всё
ещё не могу поверить, что человек, которого так люблю, предал
меня.
— О чём ты?
Противно, что он всё ещё играет: пальцы дрожат, взгляд
растерянный, как будто и впрямь не понимает. Только снимки,
разбросанные на столе, говорят сами за себя…
Не желаю слушать его оправданий. Не собираюсь прощать.
Разворачиваюсь и ухожу.
Я умею быть сильной и не плакать. Научилась после смерти отца.
Мы с папой были особенно близки, даже с матерью у меня никогда
такого не было. Словно две половинки одной души. И когда он… ушёл,
то будто часть меня отмерла. Навсегда. Как такое могло случиться с
ним, с моим папочкой? Уже три года я задаю вселенной один и тот же
вопрос. Как? Такой большой, сильный, упрямый… Буквально сгорел. И
врачи в лучших клиниках мира только разводили руками. Правда,
упёртость моего отца помогла ему продержаться до моей свадьбы…