Ковер? Сталин не терпел густых пушистых ковров, в которых,
кажется, утопаешь по щиколотку. Ценящий практичность прежде всего,
он быстро привил эту нелюбовь и своему окружению. В его собственном
кабинете ковру оказаться и вовсе было неоткуда.
Наверно, его бесчувственное тело положили на кровать. Точно, это
пружинит матрас, а запах…
Он втянул носом воздух и был потрясен. Пахло не кабинетом и не
старым потертым диваном. Пахло чем-то до невозможности свежим,
травяным, душистым, упоительным. Пахло как на свежем лугу в
Диди-Лило, когда выходишь на него босиком рано поутру. Так
пронзительно, что кружится голова, и вместе с тем мягко. Запах
сочной травы, шелестящей под ногами, и запах этот можно пить, такой
он густой, сладкий и сытный…
Сталин вскочил. Тело сделало это машинально, забыв испросить
разрешения у рассудка. Само вдруг напряглось, затрепетало, и
вскочило, не в силах больше выносить эту давящую черную
неизвестность, играющую с ним. Или это помешательство или…
Сталин забыл про второе «или», потому что увиденное оглушило
его, мгновенно выбив дыхание из груди. Не было старого дивана, не
было кабинета, не было даже письменного стола с миниатюрным кремлем
винной бутылки. Ничего не было. И мартовской ночи тоже не было. Был
день. Яркий, стрекочущий тысячами насекомых, шелестящий травой,
вздыхающий ветром прекрасный ясный день. Вокруг него, куда ни кинь
взгляда, была зелень. Удивительно густая и яркая, она одним своим
видом отрицала возможность существования где-то московского марта с
его злой ледяной крошкой. Высокая, до самой груди, трава, мощные
кроны деревьев вдалеке, запутанный кустарник с метелочками
неизвестных ему цветов.
Он стоял на лугу, самом прекрасном и сказочном лугу из всех,
виденных в жизни. Может, смерть — из жалости или из издевки —
вздумала показать ему перед полным прекращением существования
кусочек его собственных воспоминаний? Говорят, смерть мастер такого
рода фокусов. Но нет, даже не оглядываясь, Сталин понимал, что этот
уголок, наполненный зеленью, не имеет отношения к его маленькому и
родному Диди-Лило. И вообще ко всем тысячам мест, в которых ему
приходилось бывать — и в детстве, и потом, когда выбранная стезя
вела его преимущественно городами. Кажется, что-то похожее ему
приходилось видеть в Поволжье… Или в Николаевской губернии?…