Звоню, калитка открывается, иду к дому. Вежновец встречает на пороге. Старается улыбнуться, но явно недоволен моим визитом. Сразу перехожу к делу.
– Да, ваша ординатор Елена мне уже звонила, – говорит коллега сухим тоном. – Но вы, Эллина Родионовна, знаете мои правила. Я не работаю во время отпуска и прерывать его не собираюсь.
У меня опускаются руки. Хочется врезать по самодовольной физиономии Вежновца чем-нибудь тяжёлым.
– У вас всё? Мне пора кормить собаку.
Что ж, мне ничего иного не остаётся, как сделать один очень неприятный ход.
– Иван Валерьевич, вам же прекрасно известно, что наша клиника лечит только людей, верно?
– Да, – растерянно отвечает он.
– В таком случае, может, вы поясните, почему три недели назад под вашим руководством была проведена операция ветеринарного свойства?
Вежновец поджимает губы и смотрит на меня агрессивно, при этом вижу, как старается ничего лишнего не ляпнуть. Всё-таки по должности через несколько дней я стану выше него, и вся кардиология клиники будет под моим контролем. Суть моего вопроса проста: чуть меньше месяца назад у мастифа Ивана Валерьевича глубокой ночью случился сердечный приступ. Слабое сердце – один из пороков этой породы собак.
Хирург не придумал ничего лучше, как привезти пса к себе в отделение, уложил на операционный стол и вызвал свою бригаду, подняв людей из постелей, невзирая на рабочий график. Мастифа вытащили с того света, три часа провозившись над его главной мышцей. Но после Вежновец приказал коллегам молчать об этом грубейшем нарушении правил клиники и ещё с десятка федеральных законов и региональных нормативных актов. Пригрозил лишением премий, увольнением даже.
Мне об этом стало известно случайно. В слухи не верю, потребовала доказательства. Мне их предоставили: оказалось, реаниматолог включила видеокамеру, и вся операция была записана. Вежновец, конечно, потом пытался запись стереть, но не успел: флэшку заменили на пустую. Зато теперь у меня был железный рычаг влияния на коллегу. Не слишком приятный, и я не собиралась им пользоваться, но пришлось. Жизнь мальчика дороже.
Глаза Ивана Валерьевича становятся узкими настолько, что сам он теперь напоминает лицо азиатской внешности, хотя прежде был вполне себе европеоид: белая кожа, огромная лысина, глубокие глазницы, крупный выпуклый лоб. Своим обликом Вежновец напоминает мне Владимира Ильича Ленина в молодости. Разве что без усов, к тому же вождь мирового пролетариата был гораздо симпатичнее.