тру четвёртого дня перестали
жечь.
Явзирал на однообразную степь с колышущимся над
землёй маревомвнадежде, что там у этой маленькой бандитки будет
гораздо меньше шансовснованатворить что-нибудь, в глубине души понимая,
что просто успокаиваю себя.Если что-то должно
случиться, то его не миновать.
Степь хороша тем, что в ней сложно заблудиться:
бескрайние пространства тянутся до самого горизонта, кое-где их
вспарывают русла высохших речушек да ручейков. Тем же она и плоха.
Кажется, что степь никогда не кончится. От однообразия пейзажа —
опалённой солнцем травы, редких чахлых деревьев, чьих-то нор,
истлевших костей, — начинает клонить в сон. Только спать нельзя.
Светило скоро окажется в зените и просто испепелит нас, стиснув в
объятиях зноя.
Я тряхнул головой. Предыдущий привал был на закате,
но поспать мы почти не успели. Едва я начал дремать, наконец-то
угнездившись на жёсткой земле, норовившей то подсунуть камешек под
спину, то кольнуть в бок огрызком травы, Агриппина скомандовала
подъём. Фроська подпрыгнула сразу, я же для виду поворчал. Просто
чтобы показать — вредной умеет быть не одна травница. Тем не менее,
Агри права: выдвигаться надо сейчас. Чем больше пройдём в темноте и
на рассвете, тем меньше вымотаемся. А уже ближе к полудню придётся
искать какое-то убежище, сидеть там до вечера и снова топать,
поднимая серую пыль, от которой в носу уже образовались целые
комки. Как я ни старался высмаркиваться и сплёвывать, она сразу же
набивалась обратно. В итоге пришлось махнуть рукой, смирившись с
неизбежным.
— Смотрите! — Фроська ткнула пальцем в какое-то
тёмное пятно вдалеке.
Присмотревшись, я заметил что-то вроде тента,
трепетавшего на ветру. Глазастая! Мы бы мимо прошли.
— Идём! — бросила травница.
За время путешествия она постоянно собирала изредка
попадавшиеся на нашем пути сухие ветки и прутья, отчего у неё за
спиной теперь болталась неплохая вязанка. Вечером, когда
похолодает, ой, как пригодится!
Приблизившись к находке, мы обнаружили что-то вроде
балки или небольшого овражка, вероятно, возникшего на месте
маленького озерца или лужи. Слышал, что такие водоёмы называют
«мертвячками». Сейчас вода уже высохла, выпитая травами и
выпаренная солнцем, чем не преминул воспользоваться кто-то, вбивший
в землю жерди и натянувший поверх них кусок ткани. Она кое-где
порвалась, выгорела, утратив изначальный цвет, что не мешало
«тенту» давать блаженную тень. Если слегка потесниться, то нам
троим места хватит даже с нашим скарбом.